— Это вилы, — говорит он, — так пронзи ими сына Александра… Катрина, богоматерь, родит тебе в пламени ада другого младенца и вскормит его огнем преисподней… Ха-ха, ведь твоя любимая Пруссия — ад кромешный, разве нет, милейший Генрих?
— Нет, нет, мне нечего выбирать.
— Ты мог выбрать, мог… А слово божье все равно восторжествует, хотя бы от твоей Пруссии и от тебя самого, Генрих, остались одни имена… Надо уметь вовремя перейти на сторону сильных и правых, милейший Генрих… Но Пруссия опоздала… И я пришел за твоей головой!
— Нет, Гирхалс! — Монте ищет рукою меч, но меча нет поблизости. — Я ее не отдам!.. Тут все еще живо — и Катрина, и Пруссия… Не только ад, Гирхалс, но и рай, который я ношу в себе.
— Рай! Ха-ха, рай!.. Для могильных червей, Генрих… ха-ха… Генрих Монте…
На рассвете Монте доложили, что приближаются крестоносцы.
— Ну и что? — сказал Монте. — Ну и что?
— Крестоносцы, Монте!
— Знаю, знаю, — пробормотал он, поднимаясь, как на повседневную работу и надевая расколотый шлем.
Во всех магдебургских церквах с самого утра гудел колокольный звон. Пестроцветные торжественные процессии запрудили городские улицы. Неся кресты, хоругви и пестрые знамена ювелиров, башмачников, каменщиков, рыбаков, кожевников и других цехов, звоня в колокольчики, люди распевали «Hosanna in excelsis»[10]. На ратушной площади балаган бродячих актеров показывал на подмостках, как рыцарь ордена крестоносцев деревянным мечом бьет испуганного дикаря прусса, а опьяненная толпа неистовствовала: «Бей последнего прусса! Конец Монте-антихристу!»
Согнанные из деревень пруссы стояли по колени в воде Преголи. Крестоносцы сбросили с коня Алепсиса, перерезали веревки и издевательски окрестили его. Алепсис стоял, опустив голову, без кровинки в лице, и не мог смотреть ни на немцев, ни на пруссов. Потом он спокойно вошел в реку, вода охватила его плечи, голову, какое-то мгновение он еще боролся с желанием вынырнуть, вдохнуть еще один, последний глоток воздуха. Алепсис лежал на дне Преголи, и течение понемногу начало относить его тело в Соленое море. И тогда крестоносцы, уже видавшие виды и прошедшие через огонь и воду и медные трубы, увидели то, чего не видели ни в Палестине, ни на Иерусалимской земле, — они стояли потрясенные и подавленные, не смея даже перекреститься, когда пруссы сдвинулись с места и безмолвно, медленно стали опускаться на дно реки…
На ратушную площадь высыпала шумливая, кипящая толпа. Епископ, которому некогда помог бежать Монте, в сопровождении свиты вышел из собора и, остановившись на пороге, обернулся к свите и следовавшему за ним мальчику в белом плаще с черными крестами:
— Монте отброшен от стен Кенигсберга. Господь услышал наши молитвы и уничтожил антихристов и богохульников. Так пусть же триумф этот достанется вам, воины Христовы. Возрадуйтесь и ликуйте же, получив пальмовую ветвь небесную из щедрых рук творца. Александр, подойди ближе.
— Слушаюсь, святой отец.
— Радуешься ли ты, что злодей Монте повержен в прах?
— Да, отец.
— Сегодня ты принял первое посвящение в Тевтонский орден пресвятой девы Марии. Хотя тебе всего лишь четырнадцать лет, мы верим в твое усердие и преданность богу. Благословляю тебя, сын мой, в сей торжественный час.
Александр преклонил колено, епископ положил руку на его голову.
— А теперь узнай и забудь, что твой подлинный отец — Генрих Монте, злейший враг церкви.
Александр закрыл лицо руками.
— А потому будь же вдвойне послушным и преданным святой церкви, дабы смыть пятно позора, которое оставил тебе твой одержимый дьяволом родитель. И если тебе когда-нибудь придется вступить на землю пруссов, то лишь с крестом и мечом.
Епископ повернулся и начал спускаться вниз, свита последовала за ним; Александр, коленопреклоненный, остался один.
Во всей Европе звонили в колокола, возвещая победу Ордена.
Рыцари появились в ярком свете утреннего солнца, заполнив весь лес, сколько хватает глаз, своими белыми плащами и многоцветными щитами.
Горстка прусских лучников на виду у рыцарей выстроилась в трясине и пустила град стрел. Рыцари вонзили шпоры в бока лошадей и бросились, подобно гончим, учуявшим дичь, на пруссов. Трясина захлюпала под копытами лошадей, и рыцари начали увязать в ней. Лишь незначительная часть их успела отступить и спастись. Пруссы же исчезли, словно сквозь землю провалились. Рыцари, перестроившись, попытались обойти трясину по болотистой равнине. Монте послал людей вперед; подпиленные ими деревья падали, преграждая рыцарям дорогу. Из засады посыпались на них стрелы.