вленного лжецаря Прокопий Петрович не сразу присягнул Шуйскому. Сначала Ляпунов примкнул к Болотникову в его восстании. Правда восстанием лично Болотникова это назвать было трудно, ибо в мятежном войске стойко переносили тяготы и воевали плечом к плечу все сословия. Так или иначе Прокопий Петрович поднял народ, поставил Василя подле себя и вместе с Гришкой Сумбуловым взял сопротивляющуюся Коломну, а уже после этого соединились с войском Ивана Болотникова, который уже одержал победы под Кромами и под Ельцом. Тогда-то Прокопий Петрович и услышал впервые об успехах молодого Скопина— Шуйского. И был крайне удручен, что они бьются по разные стороны. В этот же момент в Москве забурлил народ. Из уст в уста передавались слухи, что во дворце убили не царевича Дмитрия, а поляка обычного, а Шуйский всех обманул и сам на трон сел. Тех, кто не любил Шуйского было ой как много, они и начали распускать подобные слухи. Вряд ли бояре, жаждавшие сбросить Василия особенно верили в то, что царевич жив, хотя были и такие, но вот большинство хотели именем убитого царя начать законную борьбу с Шуйским. Восстание могло бы закончиться крахом царя Василия, но боевые холопы Болотникова сцепились с служилыми людьми Прокопия Петровича и его брата, произошел раскол. На сторону Шуйского перешли все рязанские воеводы вместе с войсками. А Василий Шуйский спокойно принимал в свое войско бывших мятежников с присягой. Не сказать, что Прокопий Петрович был сильно рад такому повороту, но Василю он объяснил, что сие правильно по отношению к войску, а Болотников превратился в обычного татя. Сотник поверил воеводе. Поверило и войско и приняло участие в разгроме армий Болотникова. У Заборья Ляпунов снова поразился благородству, воинскому таланту, великодушию и свету, исходившему от Михаила Скопина-Шуйского. А битве на Восьме они бились уже плечом к плечу. Царское войско с помощью Ляпунова одержало победу, предрешившую исход Ивана Болотникова. Василий-царь пожаловал Прокопию Петровичу звание думного дворянина. Что воеводу сильно порадовало. Но разговоров о худородности не уняло. Сам сотник не слышал, но люди говорили, что Шуйский дал клятву не проливать крови сдавшихся и побежденных бунтовщиков. Болотникова, как это было не странно просто сослали в Каргополь. Но удивление быстро прошло, глава восстания был ослеплён и утоплен в реке. Его воеводы были повешены и утоплены, как и обычные мятежники, так что царь свое обещание выполнил. Прокопий Петрович такое «милосердие» царя тоже запомнил и всегда с того момента был на чеку. А потом пришел еще один оживший царь. Прокопий Петрович этому вору не поверил. Военные отряды рязанцев во главе с Ляпуновым осадили Пронск. Был там и сотник. Воры сильно укрепились в крепости и взять ее сразу не удалось. Прокопий Петрович был ранен, командование перешло к его брату. С ним сотник и продолжил осаду, и только дедовская кольчуга спасла его от неминуемой смерти. Приступ оказался снова неудачным, но царь Василий поблагодарил рязанцев за службу и верность и отдал приказ вернуться в Переяславль— Рязанский и твердо его защищать. Однако необходимо было взять Зарайск, занятый войсками Лисовского. Не вышло. Сторожевое охранение то ли заснуло, то ли было подкуплено, но царское войско бежало, а с ним и рязанцы. Сотник скрипнул зубами. Неприятно было вспоминать собственное бегство. Войско Прокопия Петровича отошло к родному городу. Здесь все было относительно спокойно, кроме небольших отрядов, гуляющих лисовчиков. Все чего-то ждали. — Быстро ты вернулся, Василь. — брат Прокопия Ляпунова был похож на воеводу, те же цепкие глаза, те же неспешные движения, только борода и волосы темнее и длиннее. Когда-то еще при Федоре Ивановиче Захарий бежал со службы в Ельце, а при Бориске Годунове стал водиться с казачками донскими, за что высечен был кнутом. Можно понять какую любовь он испытывал к Борису. Шуйского он тоже особенно не любил, но к брату прислушивался и, думается, выжидал также как Прокопий Петрович. — Обстоятельства так сложились, Захарий Петрович. — поклонился сотник. Брат воеводы заглянул за спины спешившихся и почесал густую бороду. — Да вижу. Думаете ценный груз? — То воевода и решит, а я его благодарность или гнев приму. — улыбнулся сотник. — И где же вы такое нашли? А самое главное, как тащили? — Да почти уже в двух шагах от князя Михаила. Решил послание отправить князю с верными людьми, а сам вернуться. Прокопий Петрович не наказывал лично мне грамоту отдавать, так что не думаю, что он сильно гневаться будет. А дотащили быстро, Захарий Петрович, своя ноша не тянет. Тем более мало ли чем это окажется. — Василь кивнул за спину. — Не зря тебя брат привечает. Добро! — улыбнулся Захарий. — Ну, ступайте. Бог в помощь! Отряд склонил головы перед уходящим знатным человеком. Сотник повернулся к своим людям. — Вы со мной не идите, нечего всей ватагой к воеводе заваливаться. Если сочтет интересным и важным он сам выйдет. Ты Степка здесь оставайся пока я не вернусь, а остальные отдыхайте покамест. Время есть. — Спасибо, Василь Петрович. — начали расходится казачки. Время на отдых действительно было. — Что пригорюнился? — хлопнул сотник по плечу Степку. — А вдруг воевода не доволен будет? — в голубых глазах юноши читалось беспокойство. — То известно только ему да Господу Богу. Нечего раньше времени трусить. — улыбнулся сотник. — Правы вы, Василь Петрович, но все равно обидно будет. Такой путь проделали и вернулись. — десятник не унимался. Сотник махнул рукой. — На обиженных воду возят, Степка. Не умирай раньше смерти. Все. Жди здесь. Взбежав по ступенькам Василь Ушак не мгновение остановился перед тяжелой дубовой дверью. А что если, действительно, зря возвращался? Нет! Чур меня! Прочь мысли черные! Сотник решительно постучал. За дверью мгновенно откликнулись и Василь Петрович зашел внутрь. Ничего лишнего: стол, скамьи, иконы в красном углу. Воевода не терпел излишнюю роскошь. Сотник снял шапку и перекрестился. А после застыл в поклоне. — Здрав буде, Прокопий Петрович. — Василь, ты? — как-то рассеяно откликнулся воевода. — Вернулись чтоль уже? — Прости, воевода, взял на себя вернуться к тебе назад. Брови Ляпунова грозно сошлись на переносице. — А как же наказ мой? — Разделил я отряд. От тебя слов, что лично я к князю Михаилу доехать должен не было. — Так грамоту везут? Молодец. — развеялись грозовые тучи. Ляпунов опустился на лавку. — Ну тогда говори, что тебя вернуться заставило? — Выйти надо будет, Прокопий Петрович. Ехали к князю, нарвались на лисовчиков поганых, а потом и еще кое на кого. Груз привез. Ценный или нет не знаю, то тебе решать. — Ну мастер ты туману нагнать. — хохотнул воевода и поднялся. — Как бабка-гадалка ей Богу. Пошли, покажешь, что привез. Степан при виде Прокопия Петровича приосанился и выпятил грудь вперед. — Здрав буде, воевода. — поклонился он. — Здорово, Степка. — отличительной чертой Ляпунова было то, что он помнил по именам почти всех своих людей. Но десятник все равно засиял как купола на церкви и отошел чтобы было видно ради чего сотник разделил отряд к князю Михаилу посланный. — Н-даа. — протянул воевода. — Действительно интересно. Перед ним на волокушах лежал человек в русской одежде со спокойным лицом, его можно было принять за донского казачка: черные волосы, усы, смуглая кожа, но вот борода. Она была подстрижена по-немецки. — Лисовчиков как капусту порубил, но очень уж не по-нашему выглядел, решили его угомонить и вам привезти. — сотник почесал бороду. — На лицо лях знатный не меньше. — А что ж он своих-то порубал? — удивленно спросил воевода— Да кто ж из нехристей знает? — Не сходится что-то, Петрович. — Да как не сходится, Прокопий Петрович? Небось как обычно не поделили что. Не ново это, что ляхи друг с другом из-за золота сцепляются и режут свою братию как свиней на забое. Взгляд Ляпунова выражал сомнение. — А ты что думаешь, Степка? — неожиданно спросил он. Десятник весь покраснел он мыслительной работы, но ответить не успел. — Viktoria, schatz, warte auf mich, ich werde alles überwinden. Ich kann alles. Я справлюсь со всем. — вдруг тихо произнес человек не открывая глаз. — Это не лях. И совсем не лисовчик. — широко улыбнулся Прокопий Ляпунов. — Но это даже лучше. Намного лучше.