Всех людей, весь Русский народ.
И это воззвание широко разошлось по стране, в которой уже повсеместно начали вспыхивать очаги сопротивления «Тушинскому вору» да пришедшим с ним ляхам и литовцам. Но ведь призыв Иосафа был уже не просто о защите родного дома в буквальном смысле этого слова — это был призыв к защите веры и государства.
И все неравнодушные люди, тронутые этим призывом, начали сплачиваться вокруг Скопина-Шуйского, словно ратники на поле боя вокруг знамени. Да, молодой князь быстро завоевал репутацию народного героя, победителя и избавителя, став символом победы над захватчиком — но не окажись князь в нужное место и в нужное время, и кто знает, удалось бы ему добиться столь впечатляющих успехов? После победы под Тверью и разделения с наемниками, его отряд сократился всего до трех тысяч русских ратников. С добровольцами Зомме он вырос до четырех — в пять раз уступая объединенным силам Сапеги и Зборовского! Однако спустя всего полтора месяца рать Михаила выросла уже до двадцати тысяч воинов — в большинстве своем крестьян, худо-бедно обученных сражаться пикинерским строем.
Московское подобие голландских рекрутов принца Морица Оранского, также отказавшегося от услуг наемников…
Так вот, нисколько не принижая военного и организаторского таланта Михаила Васильевича, не стоит все же забывать, что все победы под его началом одержали простые русские ратники, вчерашние «лапотные» крестьяне. Крепостные крестьяне семнадцатого века, самые смелые и инициативные из которых осаждали Москву тремя годами ранее в рядах повстанцев Болотникова… Им не вручали повестки, для них не объявляли мобилизации, им не грозили штрафы за неявку в военкоматы или уголовный срок за «уклонение от призыва». Они не умели правильно воевать, эти вчерашние лапотники, и до встречи с инструкторами Христиера Зомме им было нечего противопоставить закованным в латы хоругвям крылатых польских гусар, уже разгромивших профессиональную шведскую армию при Киргхольме! У них было всего полтора месяца на подготовку — но 18 августа 1609 года они выдержат первую «обкатку» ляхами, литовцами и воровскими казаками в битве под Калязином.
Повторюсь — вчерашние крестьяне! Откликнувшиеся на призыв архимандрита Иосафа защитить Православную веру и Московского государя, кем бы он ни был на настоящий момент! Пусть даже ненавистный Шуйский. Но коли венчан на царство — значит, государь.
Склоняя голову перед подвигом рядовых тружеников войны, упрямо «тянущих лямку» воев, за чьими неизвестными нам именами стоят подлинные истории и малые трагедии настоящих, реальных людей (наших с вами предков!), я не могу не отметить того факта, что именно Православная вера была для них и основой мировоззрения, и духовным стержнем. И что именно посягательство на нее со стороны ляхов-католиков и литовцев (в том числе и литовцев русского происхождения, как Сапега), уже перешедших в католичество, или склоняющихся к Брестской унии (подчиняющей православную церковь власти римских пап)… Именно это посягательство стало одной из важнейших причин того, что люди начали самоорганизовываться и, объединившись, выступать против общего врага.
Вообще, именно в Смутное время Русская Православная Церковь и Русский народ продемонстрировали незыблемое единство и единодушие. Так, монахи Троице-Сергеевой лавры еще до осады оказывали помощь всем страждущим, лечили раненых, давали приют обездоленным. К началу же осады за стенами обители укрылось множество гражданских беженцев — лишних едоков с точки зрения воевод гарнизона. Но братия настояла на том, чтобы защищали и их, пусть и с недостатком запасов еды — но положившись лишь на Божью волю…
Осада затянулась на пятнадцать месяцев — и ведь выстоял же монастырь, и действительно с Божьей помощью! Иначе как объяснить тот факт, что во время третьего, решающего штурма, когда на стенах лавры осталось всего двести измученных и пораненных воев (против двенадцати тысяч врагов!), поляки, литовцы и тушинские воры вдруг начали истреблять друг друга еще на марше?! Они ведь даже не дошли тогда до стен обители!
Очень показательно и то, что оставшись под Калязином с горсткой воев, Скопин-Шуйский активно искал духовной поддержки и благословения старца Иринарха, слывущего прозорливым. Эта слава возвышала его в глазах князя, делала избранным перед лицом Господа — и именно потому Михаил просил благословения у затворника Борисоглебского монастыря. Что и описано в нашем с Сергеем романе… Причем князь посылал за благословением к старцу Иринарху и после Калязинской битвы, перед каждым серьезным сражением с Сапегой.