Видя невозможность вернуть Орел, посланные вместе с орловскими воеводами пошли к Калуге. Но калужане «заворовали и крест целовали вору»,* поэтому остатки орловско-кромского войска соединились с посланной из Москвы свежей ратью под началом братьев царя Василия Шуйского - князей Ивана и Дмитрия Шуйских, а также молодого талантливого военачальника князя Скопина-Шуйского. В сентябре 1606 года произошла встреча правительственных войск с ратью Болотникова на устье реки Угры: «И воеводы князь Иван Ивановичь с товарыщи, и Кромские и Орловские воеводы со всеми ратными людьми пошли против воров сентября в 23 день: и того же дни усть Оки реки на Угре воров многих побили». Сражение осталось нерешенным, обе стороны понесли большие потери, в Москву «ежедневно приходили толпы раненых, избитых, изуродованных», и бояре отступили к Москве, «в Калуге не сели потому, что все городы Украинные и Береговые отложились и в людях стала смута» (9).
-
*Слово «вор» в то время имело несколько иное значение, чем сейчас. Ворами царские власти называли людей, боровшихся против существующего строя, мятежников, оппозиционеров. Человека же, занимавшегося грабежом и кражами, именовали «тать», а само это занятие - «татьбой».
-
Впоследствии, в ходе восстания Болотникова Орел служил одним из складочных и сборных пунктов повстанцев, а сами орловцы принимали активное участие к боевых действиях. Рьяная же поддержка орлянами различного рода авантюристов и сомнительных кандидатов на престол привела к появлению нелицеприятных для горожан пословиц, типа: «Орел да Ливны - ворами дивны», «Орел да Кромы - первые воры», «В Орле что ни двор, то вор».
Зимой 1607 года Болотников прислал в Путивль к Шаховскому требование о направлении войск для снятия осады с Калуги, окруженной войсками Василия Шуйского. На Орле сбором ратников занимались Кохановскнй и Ю. Беззубцев. Собравшись со многими с «северскими людьми и с козаки», они присоединились к главному повстанческому войску под предводительством «царевича» Петра. В конце января или в начале февраля передовой отряд повстанцев под началом воеводы Телятевского нанес поражение правительственным войскам под Веневом, после чего часть восставших направилась в Тулу («царевич» Петр и Телятевский), а остальные под началом князя Василия Мосальского двинулись к Калуге на выручку Болотникова.
Навстречу им вышли полки бояр И. Н. Романова, М. Нагого и князя Д. И. Мезецкого, встретив повстанцев у речки Вырка в шести верстах от Белева. Видя немногочисленность царских войск, восставшие, надеясь «на свой злой совет и на многую силу» и даже не перестроясь в боевой порядок, пошли с обозом мимо их, «хотячи проитить в Колугу к вору к Ывашке Болотникову и запасы многие к нему провести». Боярин Романов и князь Мезецкий не стерпели и, видя «их невозвратную грубость и клятвопреступление к царю Василью Ивановичю всеа Руси и великий завод (скопище. - В. Н.) и призвав Бога на помощь и Пречистую Богородицу… велели на обоз их напустить всеми людми полки своими жестоким напуском» (10). Сражение длилось «день да ночь». В бою царским войскам удалось разорвать цепь обозных телег, служивших прикрытием для повстанцев. И это предрешило исход битвы. Восставшие потерпели тяжелое поражение. На месте боя легло около четырех тысяч повстанцев. «Достальные же воры многие на зелейных (пороховых. - В. Н.) бочках сами сидяху и под собой бочки з зельем зажгоша и злой смертью помроша». В плен попали лишь несколько человек (ратники Шуйского не брали пленных), в том числе и смертельно раненный В. Мосальский.
«Той же вор (ЛжедмитрийII) поиде за ними к Карачеву и виде, что в Карачеве воеводы укрепишася, поиде мимо Карачев к городу к Орлу. Орляке же ево встретоша. Он же приде на Орел и начать на Орле зимовати, приде к нему етман Ружинской».
Новый летописец (1).
«Во всех городах и уездах, где завладели литовские люди, не поругана ли там православная вера, и не разорены ли Божий церкви? не сокрушены ли, не поруганы ли злым поруганием божественные законы и Божий образы? Все это зрят очи наши. Где наши головы, где жены, и дети, и братья, и сродники и друзья? Не осталось ли из тысячи десятый, из сотни один, и то с одной душой и телом…»
Из грамоты московских послов из-под Смоленска в Москву. 1611 г . (2).
Летом 1607 года войска царя Василия Шуйского осадили Тулу, где заперся Болотников, в то время как другие отряды правительственных войск начали «очищать» от повстанцев прочие города. Ратники под началом князя Третьяка Сеитова взяли Белев и Болхов и находились уже сравнительно недалеко от Орла, который пока оставался в руках болотниковских ставленников.
Но тут произошли события, ознаменовавшие наступление нового витка смуты. В Стародубе объявился очередной самозванец, назвавший себя чудесно спасшимся от боярского заговора царем Дмитрием. Происхождение его темно и неясно, но он быстро стал знаменем противников Василия Шуйского, к которому примкнули многие бывшие болотниковцы, в том числе атаман донских казаков Заруцкий и охотники (добровольцы) из польской шляхты. Ими были разосланы в соседние города грамоты, в которых извещалось: «С Божьею помощью, Димитрий спасся от убийц, благодарит московских людей за то, что при их пособии он достиг престола, и снова просит, чтоб его в другой раз посадили на царство».
Самозванец набрал в Стародубе «до трех тысяч не очень хорошего войска с Москвы», т.е. из людей Московского государства, к полчищу присоединились хоругви пана Меховецкого, мозырский хорунжий и несколько мелких отрядов польских шляхтичей. В сентябре он двинулся на Карачев, взял его и пошел далее к Козельску, где разбил небольшой отряд царских войск. Передовые отряды Лжедмитрия II заняли Крапивну, Дедилов и Епифань и вышли на ближние подступы к Туле, но опоздали: 10 октября, не дождавшись помощи. Болотников капитулировал. «Вор же, слыша что взял царь Василий Тулу, и побеже на Северу». Самозванец вернулся в Карачев, где между его людьми вспыхнула свара по поводу захваченной добычи. Бывшие при нем поляки и литовцы, сочтя себя обделенными, решились уйти. А русских он боялся, считая, что они его выдадут. Бывший нрава «не предпреимчивого и не храброго», Лжедмитрий решил скрыться от своего воинства. Взяв с собою некоего поляка по фамилии Кроликовский и нескольких московских людей, которые, как ему казалось, были ему верны, Лжедмитрий бежал в соседний Орел.
Прибыв в Орел, Лжедмитрий со спутниками остановился на ночлег в одной из изб. В ногах у него устроился Кроликовский, поодаль улеглись его русские приверженцы. Ночью один из них встал, зажег свечу, вынул нож и подобрался к Лжедмитрию. Но тот не спал и, будучи не в силах от испуга издать ни звука, судорожно толкнул Кроликовского, который лежал, положив голову ему на колени. Тот заворочался и проснулся. Увидев, что его покушение не удалось и боясь быть открытым, московский человек уронил свечу, поспешно лег и притворился спящим. Лжедмитрий пересел на другое место и не спал до утра, решившись на другой день ехать дальше. Но утром его нашел гонец от Меховецкого, оставшегося при войске в Карачеве, и просил вернуться: «Воротись, будешь здесь сам налицо, так войско тебя послушается и не разойдется!» С неделю Лжедмитрий пробыл в Орле, прежде чем окончательно решился вернуться обратно в Карачев, но, увидев там опять разброд, свару и шатание, снова бежал, на этот раз один, в Путивль. Но, на свое счастье или несчастье, на дороге ему повстречался некто Валавский с тысячным отрядом, посланный с Украины князем Романом Рожинским на помощь Лжедмитрию. Беглец, несмотря на свое нежелание назваться и играть дальше роль «законного царя», был опознан и вынужден сознаться, что он то лицо, за которое себя выдает. Лжедмитрия не отпустили, и он с отрядом пополнения вынужден был вернуться в Карачев. По пути к нему присоединились подошедшие с Украины польские отряды Самоила Тышкевича, Хмелевского, Хруслинского и Адама Вишневецкого. Из Карачева Лжедмитрий со своим полчищем двинулся на Брянск, но потерпел неудачу. Город оказался крепок, здесь сидел сильный московский гарнизон, который возглавляли воеводы князья М. Ф. Кашин и А. Н. Ржевский. Несмотря на нехватку продовольствия, брянцы стойко держались несколько недель, непрестанно «бьющееся, за воду и за дрова, и глад (голод. - В. Н.) бысть великой, яко начаша и лошади поедати».
На выручку брянцев царь Василий Шуйский послал из Москвы боярина князя Ивана Семеновича Куракина с войском, а из Мещовска «наперед» велел идти окольничему князю Василию Федоровичу Литвинову-Мосальскому с ратными людьми из Козельска, Мещовска, Карачева и Болхова. Первым, за девять дней до Рождества, к Брянску подошел со своим немногочисленным отрядом Литвинов-Мосальский. Но дорогу к городу преграждали еще не замерзшая Десна, по которой шел лед, и обширный вражеский табор. Помочь Брянску, казалось, не было никакой возможности. В городе тоже узнали о подходе подмоги, и там поднялся «плач великий». Жители выбегали на крепостные стены, «со слезами глаголюще: помозите нам, погибающим». Ратники Литвинова-Мосальского не стерпели и, «возопиша все единогласно: лучше всем нам погибнуть и помереть, нежели видеть свою братью в конечной погибели», стали кидаться в ледяную воду. Где. перепрыгивая с льдины на льдину, где распихивая их «аки дикие зверие», они форсировали реку, атаковав не ожидавших такой дерзости поляков и русских «воров». Завязался тяжелый бой, и неизвестно, чем бы он закончился, но тут распахнулись крепостные ворота и в спину поляков с отчаянием обреченных ударили брянцы, а на другом берегу показались знамена полков Куракина.