-
Поляки вынуждены были отступить. Куракин с Мосальским в изобилии снабдили Брянск разного рода съестными припасами, а затем, дабы не учинять осажденным «тесноту великую», разбили свой стан за Десной. Тою же ночью был «мраз велико, и река стала. Самозванец со своими людьми перешел реку и атаковал русский лагерь, «хотя их разбить», но Куракин сумел отбиться за наскоро построенными укреплениями. Тем не менее, понимая, что с их немногочисленными силами самозванца не осилить и не желая испытывать неверное воинское счастье, воеводы отступили к Карачеву и укрепились в нем. Увидев, что Брянск ему уже не взять, самозванец провел свои отряды в Орел. «Орляне же его встретоша», и город надолго стал его становищем. Столь долгое пребывание в Орле, где он провел всю зиму и большую часть весны 1606 года, имело своим последствием то, что самозванец, «царствовавший» на Орле, получил насмешливое прозвище «орловский царик».
-
Между тем, в Орел стекались различные удальцы из Речи Посполитой, где только что окончился бунт - «рокошь»», связанный с избранием на престол короля Сигизмунда III. Русский историк Н. Костомаров дал образную характеристику этому воинству: «…что не чувствовало себя спокойным в Польше, стремилось тогда в Московское государство. Тут были проигравшиеся и пропившиеся шляхтичи, которым, ради насущного хлеба, приходилось пристать к какому-нибудь делу, достойному шляхетского звания, а такое дело и могло быть только военное; были тут неоплатные должники… вдруг в Московской земле открылся должникам случай и от заимодавца улизнуть, и весело пожить, и шляхетской чести не замарать; тут были бандиты, осужденные за разные своевольства и опасавшиеся в отечестве казни; были тут и такие молодцы, у которых просто руки чесались: для них было все равно, что в одну, или в другую сторону света отправиться, лишь бы весело пожить; а весело жить им было не придумчиво иначе, как только грабить, разорять других и вообще делать кому-нибудь вред» (3).
Среди них выделялся князь Роман Кирикович Рожинский, богатый землевладелец с польской Украины, думавший за счет похода на Москву поправить свои пошатнувшиеся финансовые дела. Он набрал около четырех тысяч человек и перед праздником Рождества вступил в русские пределы. Из-под Чернигова он отправил гонца к Лжедмитрию с предложением своих услуг. К концу зимы Рожинский дошел до Кром, где стал станом, откуда послал в Орел к «царику» тридцать человек посланцев обговорить условия службы и заключить договор. Самозванец принял посланных холодно, сперва он разговаривал с ними через Валавского, называвшего себя царским канцлером, а после речи последнего вступил в разговор сам: «Я обрадовался, когда узнал, что Рожинский идет, но потом услышал, что он мне не доброжелательствует, и теперь хотел бы я, чтоб он вернулся назад. Меня Бог уже посадил в столице один раз без Рожинского и в другой раз посадит. Вы требуете денег? У меня много добрых поляков, таких как вы, а еще никому ничего я не давал. Я убежал из столицы от милой супруги и друзей и не только не взял с собой денег, но и платья. Я знаю, что вы говорили с посланцем в Новгороде-Северском, на льду; вы допрашивались: тот я или нет. А я с вами не игрывал в карты?»
Послам подобное обращение не понравилось, и перед тем, как уйти, они заявили: «Вот мы видим, что не прежний ты; прежний умел ценить и принимать людей рыцарских, а ты не умеешь! Жаль, что мы пришли к такому неблагодарному; мы перескажем нашей братии, что нас к тебе послали, пусть знают, как им поступать!» Лжедмитрий, не желая окончательно рвать отношения с Рожинским, послал за ними и пригласил на обед. «Не сердитесь, - говорили полякам посланцы, - царю вас обнесли». Послы, слыша подобное, решили, что это результат интриг Меховецкого, боявшегося Рожинского и видевшего в нем соперника на гетманство.