Примыкавший к Малому острожку Большой острог тоже сохранил размеры и конфигурацию крепости XVI столетия, во всяком случае, с юга он ограничивался валами и рвами, оставшимися от острога, стоявшего здесь в XVI веке. Длина крепостной стены Большого острога должна была составить 764 сажени, без учета места, занимаемого башнями. На ее постройку сметили 12890 бревен, в среднем 16 бревен на сажень стены. Она представляла из себя обычный острог, в одно бревно, без тарасов и обламов. На 8 башен Большого острога должно было уйти лесу 4600 бревен, а также 500 брусов, а на острог, кроме того, 500 катков.
Наугольные башни Большого острога, стоявшие по берегам рек Оки и Орла, предполагалось укрепить быками, «чтоб вода не подмыла». На быки под Наугольную башню от реки Оки нужно было 400 бревен, а под башню со стороны реки Орла «лесу надобно 200 бревен». Кроме того, быки должны были быть устроены и под одной из глухих башен от реки Орла, стоявшей напротив Малого острожка. «Под тое ж башню… лесу надобно в быки 400 бревен».
Вдоль старого рва, оставшегося от Большого острога XVI века, планировалось поставить надолбы и честик «для крепости от проходу воинских людей», на который должно было уйти 2700 бревен. Судя по тому, что в «Росписи…» не упоминаются мосты через ров перед проезжими башнями Большого острога, их, по-видимому, заменяли земляные перемычки.
-
Кроме того, требовалось укрепить и Заорлицкую часть города. Здесь для защиты noсада, расположившегося на горе, позднее получившей название Егорьевской, вдоль старого рва XVI века было решено набить надолбы, на которые сметили 2500 бревен.
Предметом особого беспокойства Колтовского было отсутствие на месте будущего строительства городового мастера и плотников, «которым городовое дело было бы за обычей». Сам Борис Савостьянович определенным градостроительным опытом обладал, но чисто административным, искусство фортификации ему, судя по всему, было мало знакомо, иначе он, зная о последних достижениях в военном деле, не стал бы ставить крепость под горой. В 1629 году Колтовский воеводствовал на строительстве крепости Кашира, где осуществлял общее руководство работами, разбивку же плана крепости на местности и надзор за сооружением укреплений вели «кормовые немцы» Давид Францев и Иван Жемакин «с товарищи» (23). К тому же Колтовский был неграмотен. В одной из своих отписок, оправдываясь за ошибку в смете и сваливая всю вину на писца, он доносил: «…и тое, государь, башню приписал грешною мерою подьячий и лесу на тое башню в отписке не отписал, а я, холоп твой, грамоте не умею…»* (24)
-
-
Борис Савостьянович предпринял поиски и узнал, что во Мценске на строительстве крепостных стен у Федора Оладьина был мастер Феофил Григорьев, в настоящее время проживавший во Мценске. Поэтому воевода и просил Разряд дать указную грамоту о высылке его на Орел. В царской указной грамоте мценскому воеводе Л. Камынину было велено сыскать Григорьева и, дав ему корм «на месяц по пяти денег на день изо мценских доходов», отослать на Орел. Камынин предпринял розыск и выяснил, что бывший городовой мастер стал крестьянином у боярина Л. С. Стрешнева и в настоящее время во Мценске отсутствовал, по словам приказчика, - «тот Феофилка поехал к Москве» (25). Городового мастера так и не удалось сыскать и впоследствии на строительстве пришлось обходиться без него, что, впрочем, облегчалось тем, что крепость строили без особой «городовой хитрости», по старой черте и «прежним обычаем».
Помимо строительных, встал вопрос и о вооружении будущей крепости, Колтовский привез с собой из Мценска только старый Орловский наряд, состоявший из 2-х пищалей полковых, 5 затинных и некоторого количества пороха и ядер к ним, чего было явно недостаточно. Борис Савостьянович совершенно справедливо жаловался, что из-за нехватки наряда и припасов в городе «в приход воинских людей аборонитца не из чево, сидеть будет пристрашно», а также приложил к своей отписке список требуемого наряда. По его смете на 10 глухих башен требовалось «на всякую башню по пищали полуторной, да по пищали полковой, да по чатыря затинных, да в поземном бою (нижнем этаже. - В, Н.) до тюфяку». Для каждых из семи ворот Малого и Большого острогов «надобна по две пищали полковых, да по два тюфяка, да по осми затинных» (26). Над отпиской Колтовского, по-видимому, изрядно повеселились в Разряде. Согласно его смете для вооружения новостроящейся крепости требовалось: 10 пищалей полуторных, 24 тюфяка, 24 полковых пищали я 96 затинных. Для сравнения укажем количество наряда в соседнем Мценске; 7 пушек медных и железных и 9 затинных пищалей (27). В других городах артиллерийское вооружение было не богаче, а того количества пушек, какое просил Колтовский для Орла, с лихвой хватило бы на пяток новопоставленных городов.
Тем не менее вопрос о вооружении новей крепости необходимо было решать, к тому же сам Колтовский подсказал способ его выполнения. В Брянске в это время находился наряд, вывезенный из городов, отданных Речи Посполитой согласно условиям перемирия: Рославля, Новгорода-Северского, Стародуба, Трубчевска и Почета, «А тот де, государь, привозной наряд во Брянску стоит не у дела, за лишком» (28), - писал Колтовский. Вопрос об артиллерийском вооружении для Орловской крепости был рассмотрен в Москве, и уже 7 февраля главе Пушкарского приказа окольничему князю А. Ф. Литвинову-Мосальскому и дьяку С. Угодскому была послана соответствующая память (29). В указной грамоте из Пушкарского приказа, отправленной брянским воеводам князю Ивану Андреевичу Хилкову и Миките Александровичу Чоглокову, говорилось об отправке на Орел бывшего Рославльского наряда, состоявшего из 3 пищалей медных московских в станках, двух пищалей затинных литовских, отбитых в бою под Рославлем, 566 ядер для московских пищалей, 181 пуда с полу пудом пороховых запасов и 109 пудов с четью свинцу; Трубчевского наряда - трех пищалей медных с 582 ядрами, 99 пищалей стрелецких ручных, 30 мушкетов; Почепского наряда - трех пищалей медных коротких с 200 ядрами, дробу железного 1 пуда с четью, двух пищалей затинных, 1 мушкета, 1 пищали стрелецкой ручной, 45 пудов пороха и свинца, а также 9 пищалей затинных, взятых в бою под Пропойском. Все это было велено доставить на Орел с соответствующей охраной «ныне по зимнему пути тотчес», «чтоб наряд - зелье и свинец, и пищали, и всякие пушечные запасы… до Орла довести здорово» (30).
Но для обслуживания этой достаточно многочисленной артиллерии на Орле людей было очень мало, всего 9 пушкарей, воротников же не было ни одного человека, что служило предметом постоянных жалоб Колтовского в Разряд. В связи с этим представляет интерес история «старого» орловского пушкаря Ивана Суботиникова. После «орловского разорения» он устроился на время (по-видимому, в крестьянах) во Мценском уезде у афанасьевского попа Иосифа. Узнав, что на старом Орловском городище вновь будет ставиться город, он хотел было идти в Орел на свое старое место, но священник заартачился и не только не отпустил пушкаря, но и стал держать в неволе, в кандалах - «в чепи и в железах». Только после упоминания о нем в отписке Колтовского и вследствие этого вмешательства Разряда он был освобожден и выслан на место прежней службы (31).
Кроме того, из Севска в Орел на житье «з женами и з детьми» были переведены пушкари, затинщики и кузнец из «отдаточных городов» Стародуба и Новгорода-Северского, а на Орле им велено «быти в пушкарской службе». Вышедший из-за рубежа* трубчевский пушкарь Васька Харков, после того как в Севске с него была взята поручная запись «в ызмене и во всяком воровстве» (т. е. присяга. - В. Н.), также был переведен в Орел. Всего в Орел было переведено 14 человек, кроме того, в Орле к уже бывшим 9 пушкарям было набрано еще 8 человек пушкарей и 1 воротник (32).