Война — величайшее несчастье для народов. Она неизбежно сеет смерть и разрушения.
Первая империалистическая война была наиболее типичной мировой мясорубкой, поэтому разоблачение ее и становится главной темой эпопеи, — войне посвящено большинство романов «Преображения России». Перед читателем встает огромный фронт от Балтики до Черного моря, проходят массы людей, от рядового солдата до царя Николая Второго и кайзера Вильгельма. В своих романах Ценский, как историк, философ и экономист, исследует военно-стратегические, политические и экономические вопросы и проблемы. Как художник, он вплетает их в ткань живых и ярких картин, образов, которые он рисует уверенно и мастерски, с глубоким знанием материала. И везде он исторически точен и правдив. Подлинные события, факты и документы сливаются с художественным вымыслом.
Как в гигантской панораме, развертывает писатель одну картину за другой: Петербург, Москва и Киев. Берлин и Вена, русские деревушки и фронтовые окопы, салоны, дворцы, черный рынок, биржа; лютые морозы, осенняя грязь, летний зной.
В мировой литературе было немало произведений о первой империалистической войне: и подправленных ура-патриотическим угаром и откровенно пацифистских. Были, конечно, и сильные, правдивые, гневно-обличительные. Но едва ли найдется в мировой литературе произведение, в котором бы с такой исчерпывающей полнотой, как в «Преображении России», с такой потрясающей силой художественного воплощения были показаны «фасад» и «задворки» войны, вся ее не столько сложная, сколько хитрая и в то же время грубая, «топорной работы» механика.
Одна из героев «Лютой зимы» говорит: «Дипломатия — дело темное. Только уж и с самого начала было видно, что вся война была расписана заранее, кому, куда и как… Приходится признать одно: из всех войн, какие велись, эта война наиболее обдуманная со всех сторон».
Война нужна была царю, который рассчитывал таким образом избежать революции. А получилось наоборот: война ускорила революцию. В эпопее об этом говорится прямо, устами прогрессивного прапорщика Аксютина: «И я склонен думать, что если наш царь ввязался в эту войну, то тоже со страха перед идущей революцией…» Для царя Николая Второго и его «друга и брата» Вильгельма война была просто политической игрой. Им не было дела до того, что на фронте гибли сотни тысяч и миллионы ни в чем не повинных людей. Народ не только замерзал в окопах и умирал от пуль и снарядов. Народ снабжал всем необходимым огромный фронт, оставаясь нищим и голодным. Писатель приводит страшную цифру в подтверждение прожорливости войны: только Юго-Западный фронт съедал за неделю 17,5 тысячи голов крупного рогатого скота!
Вооруженный неопровержимыми цифрами и фактами выступает Сергеев-Ценский в роли беспощадного изобличителя войны. А каких размеров достигло казнокрадство! «…Ревизия обнаружила, что не четыре миллиона, а два миллиарда прикарманили молодцы из артиллерийского ведомства в Петрограде». И кто же именно возглавлял этих «молодцов»? Сам великий князь Сергей Михайлович. Такую сумму «рассовать можно было только в очень большое количество карманов… Между прочим, и в карманчик балерины Кшесинской, которую, как всем известно, содержит сам великий князь».
Были среди офицеров и генералов русской армии и талантливые, честные люди, вроде Брусилова. Но как одна ласточка не может сделать погоды, так и они не могли оказать существенного влияния на ход войны и на состояние армии вообще. Инициатива генерала Брусилова, назначенного на место бездарного генерала Иванова командовать Юго-Западным фронтом, не встречала поддержки ставки, где орудовали интриганы с императрицей во главе, да и самого царя.
Образ генерала-патриота Брусилова дан писателем крупным планом, хотя он и не является главным героем эпопеи. «Можно было по-разному относиться к этому седому высоколобому генералу среднего роста, с простым русским лицом, но никто все-таки не отказывал ему в больших военных способностях». Вышел он из нечиновной и небогатой трудовой семьи, в чине прапорщика участвовал в русско-турецкой войне, окончил академию генерального штаба, где и был затем профессором. Ему, принадлежащему к русской суворовской военной школе, были чужды карьеризм и барство, придворное интриганство и «дипломатия». Он был всегда прям и откровенен. Когда его разумным действиям, как главнокомандующего фронта, начали строить козни разные эверты с царицей во главе, он решительно заявил начальнику штаба ставки:
«— Прошу меня сменить!.. Прошу его величество сменить меня, если мой план ему не угоден!..»