Наконец в 1916 году пришло письмо от Горького— это было первое письмо в их переписке. Алексей Максимович просил Ценского принять участие в одном литературном сборнике. Не хотелось отказывать человеку, которого Сергей Николаевич очень любил, и все же пришлось отказаться. В ответном письме Горький выразил свое сожаление. Вскоре пришло в Алушту еще одно — третье письмо от Горького. Алексей Максимович снова предлагал: «Не пожелаете ли Вы сотрудничать в журнале «Летопись»? Если это приемлемо для Вас, — может быть, Вы найдете возможным прислать рассказ для январской книги? Редакция и я, Ваш почитатель, были бы очень благодарны Вам… От себя лично скажу, что был бы очень счастлив работать рядом с Вами».
И опять Сергей Николаевич не смог ничего пообещать своему другу. «Огорчен Вашим письмом, Сергей Николаевич, очень огорчен! — писал Горький. — Так горячо хотелось привлечь Вас к работе в «Летописи», но что же делать? Может быть, я понимаю Ваше настроение и, конечно, не решусь спорить с ним…»
А настроение в это время у Ценского было, как никогда, подавленное.
— Разве мало страдал народ и без войны, разве мало на земле лилось пота, слез и крови и без этой мерзости, называемой войною?! — спрашивал писатель. — Так зачем же еще кровь, зачем слезы вдов и сирот, зачем калеки, руины сел и городов? Ци-ви-ли-зация!.. Это вы называете цивилизацией! Громкими словами прикрываете уголовные преступления свои!..
Как он ненавидел войну! Ничто не казалось ему в этом мире столь позорным и мучительным для человечества, как война, истребляющая все ценное в жизни, что создано руками и умом многих» поколений людей, уничтожающая самое дорогое на земле — человека. В сентябре 1917 года, когда Временное правительство вопреки воле народа продолжало империалистическую бойню, Сергей Николаевич писал Максиму Горькому: «Если б война могла окончиться от моей добровольной смерти, с какой бы радостью я раскроил бы себе череп! Но война идет и идет, какой-то сплошной удушливый газ, а не война, и все на свете чересчур противно».
Он лелеял мысль о том времени, когда он будет совершенно свободен. Это время уже стучалось в ворота — шел 1917 год!
Глава девятая
Трудные годы. Женитьба. «В грозу»
Лев Толстой говорил, что жизнь писателя в провинции сказывается и на его мировоззрении и на творчестве. Она сужает его кругозор. Замечание это не лишено резона по отношению к Ценскому периода революции и гражданской войны.
В один из самых ответственных периодов русской (да только ли русской — мировой!) истории Сергей Николаевич оказался на захолустной окраине, вдали от центра бурных общественно-политических событий. Не скоро пришла в Алушту весть о Февральской революции. Сведения были отрывочны, туманны и разноречивы. Выделялось одно, вызвавшее в душе писателя ликование: царь слетел с престола! Наконец-то сбылось: прогнивший, истлевший, ненавистный народу трон под напором революционных масс рухнул.
В этом событии Сергеев-Ценский видел конец войны и начало новой жизни. Ему казалось, что новое установится в течение ближайших месяцев; о возможности гражданской войны не думал. На самом же деле все вышло гораздо сложней и особенно в Крыму. Если в революционном Севастополе уже в декабре 1917 года была установлена советская власть, то на остальной территории полуострова установлению ее противились татарские буржуазные националисты, меньшевики, эсеры, реакционные офицеры, бежавшие из Севастополя. А в Черном море возле нашего побережья появлялись иностранные корабли. Только в марте 1918 года, когда весь Крым стал советским, в Симферополе губернский съезд Советов образовал Советскую Социалистическую Республику Тавриды.
Но через месяц в Крыму высадились германские империалисты, которые при содействии татарских националистов и эсеров начали чинить жестокую расправу над молодой Советской республикой. В Алуште с помощью татарских националистов интервентам удалось захватить и расстрелять членов правительства Тавриды. Это было весной 1918 года. А осенью того же года в Крыму высадились войска Антанты. И к ним с лакейской угодливостью поспешили эсеры и меньшевики; вокруг них стала концентрироваться вся внутренняя контрреволюция. Большевики ушли в подполье, чтобы продолжать вооруженную борьбу за освобождение Крыма и восстановление советской власти. Крым становился ареной жестокой гражданской войны. Партизанский отряд Ивана Петриченко, действовавший в районе Евпатории, представлял внушительную вооруженную силу большевиков.