Мы обнялись на прощанье, и снова слезы его на моих щеках…
— Прислать вам книги мои, Сергей Николаевич?
— Пришлите, пожалуйста, пришлите, — у меня их почти нет! И карточку свою тоже!
Наконец, в последний раз ловлю я своими глазами светлые, как бы изнутри освещенные глаза Горького, и… машина его исчезает за поворотом стены».
В то время Сергей Николаевич собирался писать первую часть романа о Лермонтове «Поэт и поэт», а также пьесу по второй части романа — «Поэт и поэтесса». А между тем он еще не был на Кавказе, не видел мест, связанных с жизнью Лермонтова. Поэтому дней через десять после отъезда Горького из Ялты Ценский принял неожиданное решение отправиться на Кавказ. Случайно он встретил во Владикавказе Горького. Встреча была сердечной, но непродолжительной: Алексей Максимович спешил в путь-дорогу.
Летом следующего года Сергей Николаевич Вместе с Христиной Михайловной приехал в Москву. Здесь у них было несколько встреч с Алексеем Максимовичем. В Перхушкове на даче Сергей Николаевич встретился с М. И. Калининым и А. Н. Толстым.
— Вот, Михал Иванович, — говорил Горький Калинину, — перед вами два самых крупных художника слова, гордость русской литературы — Сергей Николаевич и Алексей Николаевич. Оба, значит, Николаевичи, братья, выходит. Это очень русские писатели, понимаете — насквозь русские.
В другой раз Сергей Николаевич был с Алексеем Максимовичем на даче в Краснове, где познакомился с В. В. Куйбышевым. А перед этим Ценский и Горький ездили в Болшево (под Москвой), в коммуну ОГПУ, куда потом Сергей Николаевич несколько раз наведывался один, изучая жизнь, труд и воспитание бывших беспризорных.
Последняя встреча Сергея Николаевича и Алексея Максимовича состоялась в апреле 1934 года на квартире у Горького в Москве, у Никитских ворот. Они долго сидели вдвоем возле горящего камина — никто не мешал их беседе. Ценский тогда собирался писать «Зауряд-полк» и «Севастопольскую страду». Он был полон сил и энергии. Горький, несмотря на свое физическое недомогание, продолжал вести грандиозную деятельность по объединению сил советской литературы. Редакторская и общественная работа отнимала у него массу времени, так что писать ему было некогда. Ценский дружески корил его за нерациональную трату здоровья на редактирование рукописей, «в большей части своей не относящихся к изящной словесности».
— Сколько изданий вы редактируете, Алексей Максимович? — поинтересовался Ценский.
— Всего было двенадцать, да вот теперь еще мне подкинули какую-то «Женщину» из Ленинграда — значит тринадцать, — хотел было пошутить Алексей Максимович, но шутка получилась грустноватой.
В 1934 году Сергеев-Ценский поехал в Днепропетровск и побывал там на коксохимическом заводе. Сопровождал его и давал тогда пояснения молодой советский инженер, ныне видный ученый, член-корреспондент Академии наук СССР Леонид Михайлович Сапожников, сын друга Ценского, учителя рисования Михаила Ивановича Сапожникова. И там перед писателем раскрылось много новых проблем молодой коксохимической промышленности. Он познакомился и беседовал как с молодыми, так и старыми специалистами. В результате этой поездки был создан в 1934 году роман «Искать, всегда искать!», вошедший в эпопею «Преображение России?.
И, говоря о литературе первых пятилеток, внесшей большой вклад в формирование нового советского человека, о литературе, в которой бьется живой огонь современности, созидания, социалистического труда, нельзя не назвать роман Сергеева-Ценского «Искать, всегда искать!».
Глава двенадцатая
Художник слова
На одном экземпляре лучшей книги своей «Жизнь Клима Самгина» М. Горький написал: «Любимому художнику Сергею Николаевичу Сергееву-Ценскому».
Любимый художник слова… Сергеев-Ценский называл так Гоголя. Он мог часами наизусть читать целые главы из «Тараса Бульбы», «Мертвых душ», сцены из «Ревизора». И часто повторял это гоголевское о русском слове: «…но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово!» Русское слово Сергей Николаевич любил самозабвенно, он восхищался неповторимой и неподражаемой его живописью.
Богатство литератора, материал его, краски его палитры — родной язык. «Для каждого начинающего писателя должно быть заветом: любить язык своего народа… знать его во всю ширину и глубину, вплоть до его истоков», — говорил Сергей Николаевич. Писатель должен знать происхождение слов, крылатых фраз, пословиц и поговорок. Вот говорят: «Согнулся в три погибели». «А сможете ли вы ответить мне, — спрашивает Сергей Николаевич, — что это за три погибели»? Логически неприемлемы эти «три погибели», гак как погибель может быть только одна, — эго раз, и согнуться «в погибель» нельзя, потому что непредставимо, — это два.