Стиль «Живой воды» реалистичен и более обыкновенного лаконичен. В поэме всего 12 страниц. По сюжету поэма походит на повесть Ценского «Жестокость». Но здесь писатель как бы спорит с самим собой и в споре отвергает всю прежнюю, во многом не верную и не четкую идейную концепцию. Если в «Жестокости» большевики, нарисованные им, выглядят беспомощными, аморфными, то в «Живой воде» они — люди огромной силы и веры в свои идеалы. Там большевики изолированы от народа — здесь они с народом, они неотъемлемая часть его. «Живая вода» знаменовала резкий поворот в творчестве писателя — она подтверждала переход Ценского от критического реализма к социалистическому.
Жестокость белогвардейцев — это признак обреченности, моральной деградации врагов советской власти.
Не менее показателен для послереволюционного творчества Сергеева-Ценского рассказ «Устный счет». Написанный в 1931 году, он поражает прежде всего остротой и современностью темы. Вспомним 30-е годы. Шпионы, диверсанты, контрабандисты атаковали нашу государственную границу. Моральному разоблачению их посвящает свой рассказ Ценский.
Судьба Родины волновала Сергея Николаевича в те годы больше, чем когда бы то ни было. Он внимательно следил за прессой, чувствовал, как над миром сгущаются черные тучи. Он видел и понимал, что быть грозе и что самая страшная гроза разразится над нашей страной. Фашисты в Германии, Италии, самураи в Японии готовили крестовый поход против первого в мире государства рабочих и крестьян. Граница была в огне: там велась разведка боем. Фашисты пробовали свои силы. Горела беззащитная Абиссиния под фугасами Муссолини.
Последнее сообщение до глубины души взволновало писателя.
— Опять льется кровь! — возмущенный, потрясал он газетой, расхаживая по террасе. — И кого? Детей, женщин!.. Беззащитных истребляют цивилизованные дикари. И они еще смеют называть себя потомками Данте и Гарибальди!
И выходил во двор, спускался по каменным ступенькам к винограднику, где стояла его любимая скамейка, садился тяжело, с размаху откинувшись на спинку, и вслушивался в тишину, смотрел на море. Тихо было в небе, по-южному лазуревом; тихо было на вершинах гор и на море. Но сквозь тишину писателю слышался далекий гул орудий и взрывы бомб, бравурные марши медных труб и барабанная дробь.
За обедом он спрашивал жену:
— А как вы считаете, Христина Михайловна (они всю жизнь были на «вы»), абиссинская авантюра не есть ли начало новой мировой войны?
Христина Михайловна знала: вопросом он высказывает то, о чем много думал.
— Ведь они могут вот так же и на нашу страну обрушить бомбы… — говорил он. — А что им стоит, — опьянеют от крови и легких побед…
— Советский Союз не Абиссиния, Сергей Николаевич, — отвечала жена, — у нас тоже есть самолеты…
— Все это верно… Так-то оно так… Важно, кто сидит в самолете, какие у него нервы… — продол-жал он размышлять вслух. — В прошлую мировую войну солдаты наши не хотели воевать… Фронт разваливался. Это было естественно и логично. Теперь же, если навяжут нам бой, мы должны будем драться не на живот, а на смерть! Как в 1812 году, как в Севастопольскую эпопею… Именно как герои Севастополя, — повторил он, вспомнив рассказы отца своего. После недолгого раздумья Сергей Николаевич добавил — А не кажется ли вам, Христина Михайловна, что литература наша нынешняя еще мало, робко, недостаточно воспитывает в народе патриотизм?
— О гражданской войне написано много книг, — разве они не воспитывают советский патриотизм? — ответила жена.
— В определенной мере — да… Но я ведь говорю что? — не-дос-та-аточно… А чувство национальной гордости? У народа нашего изумительная история. Сколько раз чужеземцы пытались подмять нас и уничтожить… А ничего не вышло — выдюжили. Народ наш героичен, он дал России многих настоящих богатырей и гениев. А что знает о них нынешнее молодое поколение?.. Ничего не знает. В наших школах история преподается плохо… А потому скажите мне, Христина Михайловна, скажите, я вас спрашиваю: что это — недомыслие, глупость или же кому-то желательно, чтобы мы были Иванами, не помнящими родства?.. Вот какая штука. А вы мне — «советский патриотизм»… История России по-настоящему-то от Святослава идет. Святослав был достойный имени русского богатырь. А что с того, что князь? Князья всякие бывали. Кутузов — тоже князь. А Россия его никогда не забудет.
— Потому, что есть «Война и мир», — вставила Христина Михайловна.
— И не только потому. Память народа — она ведь живуча, как сам человек. Вот… Я думаю, не написать ли мне об этом письмо в Москву. О преподавании истории.