Внизу разлеглись темные одеяла лесов и светло-зеленые плеши квадратных полей, по которым тянулись нитки дорог с редкими россыпями деревенек. Вид изогнутых саблями малых речек и многочисленных, как слезы, лесных озер, нестерпимо блестевших в косом закатном солнце, был великолепен.
Старик индеец все более занимал гида. Его поведение было абсолютно непонятным. Если в Москве он еще что-то смотрел, то, очутившись в этой фишин-джоней, к главной цели, собственно «фишин», никакого интереса не проявлял. Как и его сыновья, между прочим. Пока другие рыбачили, они торчали в номере. Неизвестно, что они там делали. Может быть, смотрели новости Тверского телевидения.
Старик безучастно уставился в иллюминатор. Выражение его сухого коричневого лица не изменилось и когда очень громкий, несмотря на звукоизоляцию, рев и грохот мотора прервался раз, другой и вдруг пропал совсем. «Ну да, глухонемой», — вспомнил гид, ощущая, как пол проваливается под сиденьем. Остался только свист винта в воздухе где-то над головами. Туристы то ли не поняли, то ли были в шоке от испуга. Никто не закричал, не вскочил с мест. Под падающим вертолетом была сплошная стена леса. Они довольно уклонились к западу, тут уже не было озер.
«Спокойно, — на плечо гида легла рука сопровождающего, что добыл вертолет. — Не может быть, чтобы…» Гул двигателя восстановился. Теперь в нем слышались отчетливые перебои. «Что-то случилось. Будем искать площадку, пристегните ремень». Гид машинально пристегнулся, но, вспомнив о людях, что были вверены его попечению, посмотрел назад. Все оказались уже пристегнуты. Сосредоточенные, совсем непохожие на беспечных туристов. Гид почувствовал себя лишним. Ему показалось, что в окошке мелькнула внизу вырубка с несколькими домами, похожая на маленький дачный поселок посреди бескрайнего леса.
Аварийная посадка прошла удачно, по пилот заявил, что из-за серьезной поломки топливопровода придется ждать другую машину, а она сможет прибыть лишь наутро. Вокруг возвышались огромные ели, полянка, подвернувшаяся чудом, была совсем небольшой. На замечание гида, что недалеко должны быть дома и, следовательно, люди, сопровождающий сказал, что, наверное, не стоит беспокоиться. «Ведь с собой есть все, что необходимо. Палатки уже ставят». Действительно, рыболовы оказались очень практичными людьми. Лагерь разбивался с точностью и быстротой почти военной. Содержимое нескольких объемистых тюков так и осталось для гида тайной. Ощущение собственной посторонности усиливалось. Костров не разводили, не слышно было громких голосов, шуток, замечаний по поводу неожиданного приключения в глухих дебрях России. Мичиганец, с которого слетела вся его развязность, отдавал короткие точные распоряжения вполголоса. И что самое непонятное, все трое сопровождающих подчинялись ему, хотя по-английски хорошо понимал только один и он переводил двум другим. Старика индейца нигде не было, но наконец гид увидел его, по-прежнему в окружении сыновей, появившегося из самой большой палатки.
Выглядели они поразительно. Европейская одежда заменена одеяниями, названия которым не подберешь, а описать невозможно. Они сверкали и переливались, они мерцали и звенели. Они были, и их как будто бы не было. То есть появившиеся были голые? Нет, не так. В руках держали… предметы? Вещи? Конструкции? Одно, несколько? Все, включая сопровождающих и обоих пилотов с бортмехаником, замерли, образовав две шеренги, как бы двойной строй почетного караула. И когда из палатки следом за стариком в чудной одежде вышел еще один, незнакомый, огромный, чернокожий, которого здесь не было и быть не могло, «глухонемой» старик запел. Пять повторяющихся чистых протяжных нот, не содержащая слов мелодия.
Это было последнее, что слышал гид.
Костер догорал, темнота размыла контуры предметов, придвинулась к нашим спинам. На фоне чуть более светлого белесого тумана Дом плыл одним огромным неясным пятном. Я надеялся, что Ежке там покойно и она наконец уснула. Свет во всех пяти окнах Дома погас каких-то полчаса — минут сорок назад. Спрашивая, отвечая и слушая, я нет-нет да поглядывал в ту сторону.
Мы с Перевозчиком развели свой костер чуть поодаль от Дома и шести новоотстроенных коттеджей, меж которых валялись еще груды строительного мусора, земля была располосована колеями и изрыта. Желтые, свежие столбы линии электропередачи выделялись своим упорядоченным строем, светлыми штрихами в темноте. Во всем остальном лес остался таким же, каким был.
Новая линия и наезженные колеи- вот что я отметил сразу, лишь мы свернули от той деревни (девять километров до Дома, магазин, аисты на водонапорной башне), где с большака отходила моя непроездная грунтовка. Джип Хватов вел сам. Мы пересели с автобуса возле населенного пункта, который в самом деле имел название Черная Грязь. Машина ждала и тут. «Штирлиц, — сказал я на Хватова. — Куда уж тебе за руль, меня, что ли, пусти!» — «Блин! Уймись, сатирик». Он не дождался моего изумления при виде новых домов, его это откровенно раздосадовало. «Стройподряд-Экстус» — не хвост собачий, — сообщил Хватов. — Ты за месяц построй, уложись. Электричество, подстанцию поставь, инвентарь завези, телефон протяни. Со всеми договорись, всюду заплати, всюду сунь сверху. Шеф сказал — тезка Мишка сделал. Западный уровень, сдача под ключ. Девиз «Экстус-строя»: клиент должен быть в экстазе!» — «Ну, ты на все руки мастер», — сказал я. Но таким образом мне стало ясно, когда Перевозчик уже знал то, к чему я пришел лишь сутки назад. Знал и делал.
Дом они не тронули, Дом ждал меня Рядом желтел столб с болтающимся проводом. Прежде чем засунуть руку под крыльцо, на сухое место за ключами, я украдкой погладил щелястое могучее бревно. «Ты жил здесь эти годы?» — спросила Ежка, войдя. Паутина, мутные стекла, копоть на потолке, пыль, мусор. Я почувствовал, как краснею. «Ничего, я тут теперь живо все в порядок приведу», — сказал я.
Наибольшим потрясением, конечно, было то, что все они, вся уцелевшая компания Крольчатника, уже пребывали здесь. Это выяснилось через полчаса. Известие принес тот же Хватов, заявившийся с парой работяг подключать к Дому электричество и делать внутреннюю проводку. «Без хозяев не положено», — съерничал он. По-моему, он все время понемножку добирал. В подслеповатое оконце Дома я увидел прогуливающегося с независимым видом Сему. «Конечно, все, — подтвердил Хватов, наконец-то с удовольствием наблюдая за мной. — Третьего дня и привезли. Понимать надо, сати… Игорь. Это же ше-еф!» — «Ладно, — сказал я, — ладно».
Я повидался с Семой, с Юношей Володей, у которого на переносице отчетливо выделялось припухшее красное пятно, с Наташей Нашей. Ларис Иванна по понятной причине не выходила, а Ксюха пребывала в лесу, куда ушла ни свет ни заря. «Она и вчера сразу — шмыг! Только огляделись, — наябедничал Сема, которому явно от Хватова перепало, — увидела — п-периметра н-нет… А вообще мне на этом н-новом месте даже б-болъше правится. Со снабжением, п-правда, ожидаются с-сложности, но господин Х-хватов вполне обнадежил. Ты, ст-тари-чок, Барабанова навести. Приболел маэстро от всех волнений. П-погоди, расскажем, как нас из К-крольчатника увозили, да что потом было…»
Кузьмич не показался мне так уж плох. Я немного поговорил с ним. Я настолько готов был к продолжению чудес, что отсутствие Кузьмичевой обстановки меня озадачило больше, чем окажись его книга, картины, амулеты, безделушки и засушенная игуана вместе с ним тут. «Время собирать и время разбрасывать», — сказал он в ответ на мое сочувствие. Он не выглядел огорченным, а хвори, настоящие или выдуманные, то обычная его желчь. Выходя от Кузьмича, я вдруг почувствовал, что несмотря ни на что мне делается лучше и спокойнее.
Я обошел все коттеджи, занявшие поляну, что меж Домом и краем березового леса. Не подходил только к самому дальнему, незаселенному, седьмому. Кажется, в условной нумерации на «Объекте-36» у Правдивого тоже был седьмой номер.