На следующий день, как и было обещано, медсестра принесла ей список звонивших. Несколько раз о ее здоровье справлялся Гайяр, но в клинике не появлялся, соблюдая указания доктора Жирара. Главный врач этой больницы, Эрик Жирар, с недоверием относился к посещениям. Случалось, что многие пациенты снова заболевали после того, как превращали свои палаты в модные салоны, и им вновь приходилось набираться сил. Режим посещений больных был очень строгим. Звонил Ле Бальк и еще один коллега из ее бригады. Она испытала разочарование, не увидев в списке Эдгара Пенсона, но он, возможно, не знал, где она находится. А если бы и знал, то не рискнул бы оставить свою фамилию.
— Звонил еще кто-то, но не назвал себя, — сказала медсестра, будто угадавшая ее мысли.
— Мужчина?
— Да, полагаю.
Медсестру звали Дельфина. Была она молода: лет двадцати пяти. Ориан нравились ее мягкость и профессионализм. Она всегда уверенно находила вены, и после ее уколов не оставалось синяков. Дельфина, казалось, восхищалась следователем, однако воздерживалась от малейших вопросов о ее работе.
Потребовалось несколько дней, чтобы Ориан смогла восстановить драматические часы, предшествующие потере сознания на улице Хелдер. Однако последний час начисто выпал из памяти. Гайяр передал ей книгу, которую нашел у нее дома, на столике у изголовья кровати. Это были произведения Артюра Рембо с комментариями, дополненные подробными биографическими сведениями. После своего визита к Артюру в Гамбе, пробудившего в ней интерес к этому поэту, Ориан купила ее на развалах букинистов на набережной Сены. Книга, похоже, была издана давно: красивая, красная, с позолотой, обложка делала ее теплой и уютной, напоминая старое кожаное кресло впитавшее в себя тепло камина. В первые дни Ориан не брала книгу с собой в парк, так как Дельфина не отходила от нее. Медсестра усаживала ее в кресло-каталку и возила по дорожкам парка. Несмотря на протесты, Ориан не дозволялось ни двигаться на своем сиденье, ни съезжать на траву.
— Все в свое время, — добродушно ворчала Дельфина, — Вам еще рановато носиться по Парижу!
Ориан оставалось лишь подремывать, подставляя лицо солнцу и ласковому, теплому ветерку, напоминавшим ей детство.
В один из послеполуденных часов Дельфина поставила кресло-каталку в тени плакучей ивы в нескольких метрах от небольшого пруда. Неподалеку находилась другая женщина, сидевшая в таком же кресле, которое она передвигала сама. Ориан заметила, что ни одна медсестра не следила за ней. Она обратила на это внимание своей сиделки.
— Я предпочла бы скорее уж быть на вашем месте, чем на ее, — тихо произнесла Дельфина.
— Почему же? — спросила заинтересованная Ориан.
— Не стоило бы мне вам говорить, но если вы пообещаете молчать… Доктор Жирар не любит, когда рассказывают о других больных. Анонимность здесь — основное правило. Впрочем, я и сама толком ничего о ней не знаю. Известно только, что зовут ее Диана, муж ее — какой-то политический деятель, довольно влиятельный. Он ни разу не пришел к ней. И это за полгода, что она находится у нас!
— Да, это видно по ее лицу… Такое печальное! — поддержала Ориан.
Дельфина приподняла голову.
— Да. Но думаю, она недавно получила более сильный удар. Каждый день к ней приходил ее друг. Доктор Жирар сделал исключение для этого обаятельного мужчины, который всегда появлялся с цветами и приветливыми словами. Когда он уходил, она казалась преображенной.
— Он тоже бросил ее?
Медсестра колебалась. Она огляделась. Диана спала, седые волосы упали ей на лицо.
— Только молчок, никому ни слова. Вы все-таки следователь. Представьте себе, этого господина не видно уже больше недели. У нас здесь поговаривают, что он умер.
— Сердечный приступ?
— Хуже, — прошептала Дельфина, — Его убили. А Диана не выздоравливает. Да и оправится ли она когда-нибудь? Всякий раз, когда моя коллега стучится к ней, та спрашивает; «Это ты, Урсул?» Его так звали, надо полагать.
Внимание Ориан вдруг сосредоточилось на несчастной, дремлющей в своем кресле на колесах.
— Вначале нам было смешно, — продолжила Дельфина, — но теперь нам ее жалко; недостает нам ее Урсула.
— Поехали назад, — неожиданно попросила Ориан.
— Вы устали? — удивилась медсестра.
— Да, и хотелось бы отдохнуть.
Дельфина исполнила просьбу, но на следующие три дня она отменила послеобеденные прогулки. Ей пришлось сожалеть о том, что рассказала о бедной Диане. «Ну и дура же я!» — ругала она себя, боясь, что вызвала в Ориан страх одиночества. Однако легкий рецидив длился недолго. В начале следующей недели Ориан чувствовала себя бодрее.
Отдохнувшая, спокойная, она потребовала возобновить прогулки.
— Но в этот раз не к выздоравливающим. Отвезите меня туда, — сказала она, показывая Дельфине на белую скамейку в глубине парка, на прогалинке.
— На «скамью пробуждения»? — удивилась медсестра.
— Я и не знала, что она так называется, но мне хочется на ней посидеть, — настаивала Ориан.
— Ничего вам не обещаю. Надо спросить разрешения у доктора Жирара.
На другой день просьбу Ориан удовлетворили.
— Вам повезло, — весело сказала ей медсестра. — Сразу видно, что у нас вы не задержитесь. Вы можете посидеть два часа. И даже совсем одна. А мне сегодня надо заниматься с Дианой. Моя коллега взяла отгул на один день.
— Ну, тогда возьму с собой книгу, — обрадовалась Ориан, беря томик Рембо.
Медсестра докатила кресло с Ориан до вожделенной скамейки, стоящей на опушке. Место оказалось тихим, солнечным, обрамленным деревьями и цветочными клумбами. Подъехали к нему по узкой тропинке, выложенной бело-розовыми камушками. Ориан очень понравился окружающий ее вид. Оставшись одна на «скамье пробуждения» — туда привозили больных, впервые вышедших из долгого сна, как ей объяснила Дельфина, — удобно устроившись на ней, позабыв про пустующее кресло, Ориан долго любовалась окружающим ее пейзажем. И не скоро погрузилась она в чтение «Озарений». Начала она с конца, как делала всегда, просматривая газету, и пробежала глазами по длинной биографической справке, которой заканчивалась книга. Внезапно взгляд ее застыл. И кругом словно все застыло, будто она получила сильный удар по голове, но удар целительный, что-то вроде прозрения, если говорить точнее. Она закрыла книгу, снова открыла ее на странице, поразившей ее. Нет, это был не сон.
Вернувшаяся за ней через два часа Дельфина заметила, что цвет лица Ориан изменился. У нее был вид человека, неожиданно нашедшего какое-то решение.
Часом позже доктор Эрик Жирар, подписывая свидетельство о выписке Ориан Казанов, пообещал, что в течение двух суток никому не сообщит о ее уходе. Все это стало доказательством того, что внезапно проснувшаяся воля следователя смела все на своем пути, включая ставшую притчей во языцех осторожность, осмотрительность главного врача клиники «Ибис».
60
Женщина в белых перчатках нажала на кнопку домофона дома номер 96 по улице Помп.
— Я пришла на вечер поэзии, — сказала она, не представившись.
Шан, привыкшая к нежданным посетительницам, без колебаний открыла дверь и вернулась к своим занятиям. В первый раз за все время Артюр в этот вечер прибыл первым, загоревшим после несколышх дней, проведенных в Тоскании в компании со своей последней любовницей. Вслед за ним, минут через двадцать, приехал и Орсони. Они спокойно сидели в парадном салоне вместе с молодыми бирманками, от которых рассчитывали получить сегодня максимум удовольствий. Они никого больше не ждали. Приятели вновь приобрели былое взаимопонимание. Артюр разъяснил Орсони веские причины, побудившие его устранить Ладзано. «К большому сожалению», «предательство», «неуважение» — эти слова, повторявшиеся в его разъяснениях, тяжело били по сознанию корсиканца. Несмотря на наводку Маршана, наемные убийцы, брошенные на поиски следователя Ориан Казанов, не смогли разделаться с ней в здании «Финансовой галереи». Заказчиком был Артюр. Приятели знали, что Ориан в настоящий момент проходила курс лечения в клинике сна под Парижем. «Пока она спит, можем спать и мы», — смеясь, пошутил Артюр. Не предупредив Октава, он направил одного из лучших своих ликвидаторов к ограде клиники, поближе к «скамье пробуждения». Стрелок ожидал лишь приказа своего начальника, который отложил роковой момент на вторую половину следующего дня, полагая, что она не замедлит появиться в парке. Мужчины опешили, когда Шан и Сюи подвели к ним молодую женщину, разодетую пестро, как Арлекин. Помимо белых перчаток, на ней был элегантный зеленый берет, слегка сдвинутый набок. Впрочем, ей очень шли черный камзол и ярко-красная юбка. Лицо ее было гладким, немного бледным, с мочек ушей свисали серьги из лазурита.