Шан и Сюи собрались выйти.
— Нет, останьтесь, — остановила Сюи странная посетительница. — С вами мы будем в полном составе, загадочно произнесла она.
Орсони бросил тревожный взгляд на Артюра, с которого вдруг слетела вся напыщенность, но сохранилась улыбка и появился знакомый блеск в глазах, всегда возникавший при приближении опасности, Перед ним стояла следователь Ориан Казанов.
— Я пришла на вечер поэзии, надеюсь, не опоздала? — дерзко, с вызовом сказала она.
— Но почему вы… — недоуменно начал было Орсони.
— Хватит, Октав, — оборвал его Артюр. — Сегодня у нас не поэтическое настроение. Может быть, будем рассказывать детские сказки? К примеру, «Козочка господина Сегена»… Я бы охотно переименовал этот литературный пустячок в «Козочку следователя Гайяра».
— Я не из тех, кто лезет в волчью пасть, не позаботившись о прикрытии, — безмятежно произнесла Ориан. В ее словах слышалась угроза.
Она сделала паузу, холодно разглядывая своего собеседника. На Артюре были его неизменные черная накидка и красный галстук. Фетровую шляпу он держал в руке, временами обмахиваясь ею, как веером.
— Я в курсе обычаев этого дома, — сухо заявила Ориан. — И поэтому выучила наизусть стихотворение одного знаменитого Артюра. Хотелось бы, чтобы вы выслушали меня не перебивая.
Она поправила берет, Подбоченилась. Не спуская глаз со своей аудитории, вновь попросила Сюи не уходить.
— «Гласные», — торжественным голосом объявила она. —
После первого четверостишия она впилась глазами в Артюра, словно нацелив на него двуствольное ружье, каждый выстрел которого смертоносен. Тот попытался улыбнуться, ослабил узел галстука; на лбу выступили капельки пота. Голос Ориан взлетал к высокому потолку парадного салона, а зияющие провалы пустых каминов, казалось, отражали мощное неожиданное эхо.
Она замолчала, переводя дыхание. Последовало короткое молчание.
— Ну и память, — произнес Артюр, тихо похлопывая в ладоши и приглашая Орсони и Сюи последовать его примеру.
Легкие аплодисменты достигли ушей Ориан, и она небрежно поклонилась.
— Здесь главное — выводы, а не память, — сказала она.
— На что вы намекаете? — спросил Артюр.
Орсони, казалось, спустился с облаков.
— Мне думается, некоторые разъяснения текста были бы не лишними, — подвела итоги Ориан.
И тут ей показалось, что бледность разлилась по лицу мужчины в накидке.
— А — черно, месье, А — как Александр Леклерк, мой друг, судья, который разоблачил ваши сделки и комбинации между Бирмой и Габоном, черные, как та пеньковая веревка на шее трупа, стая мух ужасных, роящихся, как в падали… Нет, Сюи, останьтесь, это еще только начало, быть здесь вдвоем нам удобнее, — загадочно повторила она. — Продолжать? — спросила следователь Артюра, глаза которого блестели, словно он опьянел от услышанного.
Столкнулись два ума, меряясь силой, в вечной битве добра со злом.
— А — черно, — продолжила она. — Что такое черное нашел мой дорогой Александр, за что вы запачкали его репутацию, — ведь он любил жену и сына больше всего на свете. Мне потребовалось время, чтобы все понять. Должна признать, что задачку вы мне подсунули трудную, месье Артюр. Сначала испарились две пронумерованные страницы в составленном досье. Уверена, без вас тут не обошлось. А в анонимных клеветнических письмах Александр был представлен педофилом и гомосексуалистом. Так что его самоубийство можно было признать очевидным. Повторное расследование позволило установить, что он не покончил с собой, а был убит. У меня есть неопровержимые свидетельства. А что касается недостающих деталей, я впоследствии поняла, что они были изъяты из досье по одной простой причине: в них упоминались буквы вашей фамилии. Нет, не Артюр. Я имею в виду фамилию уважаемого человека, видного политического деятеля, одного…
— Вы в этом твердо уверены? — прервал ее Артюр. — Вы видели эти страницы?
— Не только видела, они у меня.
Ориан заметила, что нарушила спокойствие мужчины, с самого начала старавшегося сохранить хорошую мину. Она посчитала лишним ставить его в известность — как к ней попали недостающие страницы из досье Леклерка, хранившегося на набережной Орсе. Это были письма Леклерка вышестоящим, в которых он раскрывал секрет и называл дирижера предвыборной гонки, основанной на финансовых махинациях. Как и Эдгар Пенсон, доставший их неведомым путем, она умела защищать свои источники.
— Допустим, — пожимая плечами, произнес Артюр, — Что еще?
— О! — незамедлительно откликнулась Ориан. — Да многое. Александр получил назначение в Рангун. Пробыл он там недолго, но достаточно, чтобы узнать подноготную закулисной возни, развязанной Францией под видом оказания экономической помощи странам «третьего мира» и промышленного сотрудничества с ними. Крупные контракты, немыслимые деньги. И огромные комиссионные тем, кто подмазывал винтики в нужный момент. Эта область, месье Артюр, не имеет ничего общего с поэзией. Неизвестно, знал ли Александр Леклерк вас лично. Я даже не знаю, знакомо ли было ему ваше лицо. Не исключено, что ваша фамилия встречалась ему в газетах, как и всем. Но когда до него дошло, что вся эта мерзость шла от вас, я уверена — он удвоил энергию, чтобы собрать улики, разоблачающие вас. В его глазах представитель государства являлся чем-то вроде святого мирянина, образцом добродетели и самоотверженности. Он считал, что люди, достигшие вашего положения, должны быть безупречны, чисты, как родниковая вода. Однако ваша непроницаемая мутность и беззастенчивость в делах настроили его против вас, он взбунтовался. Ведь он был идеалистом, Александр Леклерк. Он должен был идти до конца, и вы это почувствовали. Потому и убрали его, когда узнали о письмах, которые он отсылал в Париж. Оплаченные вами людишки постарались…
— Что я сделал предосудительного? — спросил Артюр, прищурив глаза и, похоже, не отрицая обвинения Ориан.
Рассказанное ею вроде бы произвело на него впечатление, но речь шла будто не о нем, а о других.