Но смотрел я не в ту сторону. Всё вроде было как обычно, даже Лапша воспрял, и ещё Настя со мной поздоровалась. Но в час звонок, я подумал, что ещё один суперресторан соскучился по мне. Но номер неизвестный:
…разбился? В машине? Кома? Нет! Он не мог! Я же люблю его!
========== Глава 8. Ромео и Джульетта ==========
Мне дышать трудно, ка-а-а-ак всё сдавило в груди, как навалилось, защемило клапан какой-то сердечный, стою, на стену опёрся. Лапша мне:
— Блинов, ты чё?
— Плохо мне…
— Юля, сядь давай, я в медпункт, ты это… не падай!
— Лапша! Не надо в медпункт, мне надо в больницу.
— Ёо-о-о! Ты заболел?
— Лапша! Роман… разбился, мне плохо от этого.
— Это Бэтмен, что ли?
— Да, что теперь будет с Алиной? Со мной?
— А с ремонтом?
— К чёрту ремонт! Лапша! Со мной-то что? — я стал приходить в себя.
— Юль, а он погиб?
— Я… я не понял, кома вроде…
— Так узнай! Может, всё не так страшно?
— Да! И надо в больницу! А я даже не спросил, где она…
— Просто перезвони тому, кто с тобой общался сейчас!
И я перезваниваю по последнему входящему. Звонила Светлана Геннадьевна с ромашкиной работы, она компьютерщиками ведает в их конторе, она друг Романа и, видимо, в курсе не только эпопеи с Орландо Блумом, но и ещё многого другого. Она охотно мне отвечает, говорит, что Роман во второй городской, что никого не пускают, что так-то цел, но удар головой, говорит, что Алина не знает, да и говорить ей не стоит пока. Светлана Геннадьевна попросила:
— Раз уж вы живёте с Романом вместе, ты позаботься о девочке, уроки, еда. Утром с работы Андрея отправлю, до школы её довозить будет, хорошо?
Ничего хорошего! Но хотя бы он жив. Светлана Геннадьевна говорит даже бодренько, может, не так всё фатально? Лечу во вторую городскую больницу. Блин, меня не пускают, смотрят как на пришельца.
— Пустите меня к нему, мне нужно сказать, это важно! — ору толстой тётке в белом халате с брезгливым выражением лица.
— Молодой человек! Вы не понимаете! Он в реанимации! Туда не пускают, ни-ко-го!
— Но меня можно!
— А вы кто ему, жена?
— Да! Скажите ему, что это я, Юля!
Тётка открыла рот и издала звук похожий на крякание.
— Молодой человек, вам, наверное, в психиатрию надо, это вон то жёлтое здание…
— Женщина! Пустите меня к Роману Бараеву, пожалуйста, вы не любили, что ли, никогда?
Тётка скривилась и сказала, что в реанимацию только по разрешению главврача. Я поднял истерику. Вышел главврач — сухонький мужичонка с бородкой. И я по новой: пустите, надо ему сказать, люблю, хотя бы на минуту, умру, если не увижу… Мужичонка вздохнул и сказал:
— Пойдём, Джульетта, к твоему Ромео. Но только минута!
Идём по длинным коридорам, на меня накидывают халат, велят надеть бахилы. Роман лежит в отдельном боксе, один, на сложно сконструированной кровати. Лицо жёлтое, веки синие, голова замотана бинтом, к руке подходит капельница, на груди прилипки с проводочками к какому-то пикающему аппарату отходят. Боялся, что увижу кровь, грязные бинты, раздавленное тело, но всё не так страшно. Подхожу к нему, главврач сзади стоит, нервничает.
— Он выкарабкается? — спрашиваю я врача шёпотом.
— Н-н-не знаю… — заикаясь, отвечает тот, — Главное, чтобы кома не затянулась…
— А у него глазные яблоки шевелятся…
— Так и должно быть… — тихо говорит врач, — Ты делай, что там хотел, и уходи…
— А он слышит меня?
— Н-н-не знаю… наверное, слышит.
Я подхожу ещё ближе к Роману. Провожу пальцем по гребню носа, губам, подбородку.
— Рома, ты не можешь уйти сейчас! У тебя Алина! У тебя я! Мы тебя любим! Выбирайся!..
Движение на жёлтом лице: Роман сжал зубы? Он меня слышит? И я хотел поцеловать его в губы, но врач вдруг дёрнул меня назад:
— Не надо!
— А вдруг?
— Он не спящая красавица! Всё, уходите, молодой человек! Оставьте свой телефон, если будут изменения, мы вам позвоним!
— А есть кому с ним сидеть?
— Конечно, молодой человек! У нас ведь не шарашкина контора. Ступайте.
И я пошёл домой. Нужно было держаться, на мне же Алина. Она не должна знать, вдруг ей повредит. Я буду сильным, буду ответственным, раз уж попал в эту семью!
И Алина ничего не узнала. Её привёз бритый водила на бронированной «тойоте», как я уже знаю, Андрей. Алинке я сказал, что отец срочно уехал в… Англию!
— К бабушке? Без меня?
— Нет, он по работе…
— Когда вернётся?
— Не знаю точно, но не меньше недели, а может, и больше!
И я начинаю лживое педагогическое представление под названием «Всё просто отлично!». Алина ни о чём не подозревает, мы едим вкусные вкусности от Анны Михайловны, играем, делаем уроки, репетируем английский. Укладываю Алинку спать, иду на мансарду и пью чай. Ещё вчера я здесь стонал, изнемогая… Опять щемит за грудиной, опять дышать тяжело. Звонок! Из больницы! Боже! Страшно брать трубку!
— Юлий Блинов?
— Да.
— Молодой человек! Обещал вам сообщить и вот выполняю. Роман Вольфович вышел из комы, пришёл в сознание.
— Правда? — заорал я, — Я сейчас приеду!
— Нет! Не стоит! Вы, насколько я понимаю, с девочкой дома. Я Роману Вольфовичу сказал, что вы о ней позаботитесь, поэтому оставайтесь дома…
— Хорошо, спасибо вам, а как он вообще?
— Не могу сказать, что всё в порядке. Черепно-мозговые лёгкими не бывают. До свидания.
Уф-ф-ф! Он жив, он в сознании, кома была непродолжительной, значит, изменения в психике быть не должно. Всё будет хорошо!
Мчусь к нему на следующий день после пар. Вновь пробиваюсь с боем к палате. Но я, как игрок в регби, добегаю да заветной очковой территории! И я у него, целую сразу в губы осторожно — это моё «здравствуй».
— Роман! Ты напугал меня! Как ты мог? Как ты себя чувствуешь? — выпаливаю я море вопросов и восклицаний, перебинтованный мне слабо улыбается.
— Я так рад тебя видеть. Со мной всё будет хорошо. Отлежусь чуть-чуть — и как огурчик! Как там Алинка?
— Рома, — нежно шепчу ему, — Алинка не знает, я ей сказал, что ты в Англии, ты не волнуйся, я отвечаю за неё! С работы машину пригоняют, чтобы её возить.
— Я доверяю тебе, Юля.
— У неё со следующей недели каникулы начинаются, и я не знаю, как её в больницу собирать.
— В какую больницу? Зачем в больницу?
— Ты не понял! Не к тебе! Куда там она по понедельникам и вторникам уезжала…
— А-а-а… это… Я позвоню Светлане, она всё сделает. Юля, поцелуй меня ещё.
— Будут ругаться, ты весь в проводах!
— А ты тихонечко, я-то не могу подняться.
Наклоняюсь, целую осторожно — только губами. У меня всё поёт внутри, он не просто жив, он всё помнит, всё чувствует, всё тот же, чёртов Ромео.
— Юлька, мне Иосиф Аронович сказал, что ты был здесь, когда я в бессознанке валялся…
— Да, я приходил.
— Он мне сказал, что ты назвался моей женой! Ты дурак, что ли? — Роман нежно кладёт на меня руку.
— Он тебе не сказал главного.
— Чего?
— Я сказал, что люблю тебя.
— Это правда? Или из раздела про жену?
— Это правда… Ром, я только после аварии смог признать это, поэтому ты выздоравливай, я тебя жду.
— Чёрт! Может, уже сегодня меня выпишут?
— Нет уж! Зачем мне нужен калека!
— Блин…
— А как твоя крутая машина теперь?