Конец песни восьмой
Песнь девятая
Содержание
Как Ла Тримуйль и д’Арондель нашли своих любовниц в Провансе и о странном случае, происшедшем на Благоуханной горе.
Два рыцаря отважных, после боя,Будь то на шпагах или же верхом,С мечом в руке или стальным копьем,В доспехах или голые, – герояОхотно признают один в другомИ воздают хвалу с сердечным жаромБесстрашию врага, его ударам,В особенности, если гнев утих.Но если, после поединка, ихПрискорбная случайность посещаетИ общая невзгода у двоих,Тогда несчастье их объединяет.Печальная судьба – их дружбы мать –Толкает братьями героев стать.Так и случилось здесь: таким союзомСебя связали хмурый бритт с французом.Природа д’Аронделя создалаС душой, не знающей добра и зла.Но даже это грубое созданьеК Тримуйлю ощутило состраданье;А тот, внезапной дружбой увлечен,Осуществлял природное стремленье:Имел чувствительное сердце он.«Какое, – он промолвил, – утешеньеВниманьем вашим мне даете вы!Я Доротею потерял, увы!Но отыскать ее следы, быть может,Освободить ее, вернуть назадМне ваша мощная рука поможет.Меня ж опасности не устрашат,Чтоб вам добыть Юдифь, мой милый брат».
Два новых друга, движимые страстью,Отправились на поиски. К несчастью,Им на Ливорно указали путь.Грабитель же намерен был свернутьКак раз долиной противоположной.Пока неслись они дорогой ложной,Успел он без препятствий и легкоУвлечь свою добычу далеко.Уводит пленниц он, немых от горя,В пустынный замок свой на берег моря,Меж Римом и Гаэтой, мрачный склеп,Ужасный, отвратительный вертеп,Где алчность и бесстыдное упорство,Нечистоплотность, хитрость и обжорство,Заносчивость хмельная, им под стать,Кровавых распрей и насилий мать,Неудержимость гнусного разгула,В котором нежность и любовь уснула,Все, все соединилось, чтобы датьОбразчик верный нравов человека,Который не стеснен ни в чем от века.О чудное подобие творца,Так, значит, вот ты каково с лица!
Достигнув замка своего, мерзавецЗа стол садится между двух красавиц.Не соблюдая правил никаких,Ест, обжирается и пьет за них,И говорит им: «Да, скажите, кстати,Кто будет эту ночь со мной в кровати?Все безразлично, все годится мне:Худа, толста, испанка, англичанка,Магометанка или христианка.Не все ль равно, ведь дело-то в вине!»Услышав эти речи, вся краснея,Рыданий не сдержала Доротея,И бурно облака ее очейЛьют слезы на точеный носик ей,На подбородок с ямкой небольшою,Что сам Амур ваял своей рукою;Ей скорбь и гибель чудятся кругом,Британка же задумалась, потомНа дерзостного вора погляделаИ усмехнулась сдержанно и смело:«Признаюсь, я была б совсем не прочьДобычей вашей стать на эту ночь,На что способна, доказав на деле,Дочь Англии с разбойником в постели».На эту речь достойный МартингерСказал, уж будучи немного пьяным:«В делах любви – британки всем пример», –И снова пьет стакан он за стаканом,Ее целует, ест и снова пьет,Ругается, смеется и поет.Рукою дерзкой – я сказать чуть смею –Он треплет то Юдифь, то Доротею.Та плачет; эта, виду не подав,Не покраснев, ни слова не сказав,Все позволяет грубому созданью.Но наконец окончен пир, и вот,Пошатываясь и с невнятной бранью,Разбойник наш из-за стола встает,Горя глазами, к выходу идетИ, Бахусу воздав даров без меры,Готовится на празднество Венеры.Британке Доротея, вся в слезах,Тогда испуганно сказала: «Ах,Ужель разделите вы с вором ложе?Ужель разбойник заслужил, о боже,Чтоб наслажденье дали вы ему?»«Нет, я готовлюсь вовсе не к тому, –Утешила подруга Доротею. –Я постоять за честь свою сумею:Я рыцарю любимому верна.Бог наградил, как знаете вы сами,Меня двумя могучими руками;Недаром я Юдифью названа.Умерьте же напрасную тревогу,Побудьте здесь и помолитесь Богу».Она идет, окончив эту речь,В постель хозяина спокойно лечь.