Выбрать главу
Такая речь не слишком героична,Но кто вдыхает благовонный мракВ руках любовницы, тому приличноИ позабыться, и сказать не так.
Пока он жил средь неги и приятства,Как настоятель тучного аббатства,Британский принц, исполнен святотатства,Всегда верхом, всегда вооружен,С мечом, освобожденным из ножон,С копьем склоненным, с поднятым забраломПо Франции носился в блеске алом.Он бродит, он летает, ломит онМогучий форт, и крепость, и донжон,Кровь проливает, присуждает к платам,Мать с дочерью шлет на позор к солдатам,Монахинь поруганью предает,У бернардинцев их мускаты пьет,Из золота святых монету бьетИ, не стесняясь ни Христа, ни Девы,Господни храмы превращает в хлевы:Так в сельскую овчарню иногдаПроникнет хищный волк и без стыдаКровавыми зубами рвет стадаВ то время, как, улегшись на равнине,Пастух покоится в руках богини,А рядом с ним его могучий песВ остатки от съестного тычет нос.
Но с высоты блестящей апогея,От наших взоров скрытый синевой,Добряк Денис, издавний наш святой,Глядит на горе Франции, бледнея,На торжество британского злодея,На скованный Париж, на короля,Что все забыл, с Агнесою дремля.Святой Денис — патрон французских ратей,Каким был Марс для римских городов,Паллада — для афинских мудрецов.Но надобно не смешивать понятий:Один угодник стоит всех богов.
«Клянусь, — воскликнул он, — что за мытарствоУвидеть падающим государство,Где веры водружал я знамена!Ты, лилия, стихиям отдана;Могу ли Валуа не сострадать я?Не потерплю, чтоб бешеные братьяБританского властителя моглиГнать короля с его родной земли.Я, хоть и свят, — прости мне, боже правый, —Не выношу заморской их державы.Мне ведомо, что страшный день придет,И этот прекословящий народСвятые извратит постановленья,Отступится от римского ученьяИ будет папу жечь из года в год.Так пусть заране месть на них падет:Мои французы мне пребудут верны,А бриттов совратит прельщенье скверны;Рассеем же весь род их лицемерный,Накажем их, надменных искони,За все то зло, что сделают они».
Так говорил угодник в рощах рая,Проклятьями молитвы уснащая.И в тот же час, как бы ему в ответ,Там, в Орлеане, собрался совет.Был осажден врагами город славныйИ изнемог уже в борьбе неравной.Вельможи, ратной доблести полны,Советники — седые болтуны,По-разному неся свои печали,«Что делать?» — поминутно восклицали.Потон, Ла Гир и смелый Дюнуа[23]Враз крикнули надменные слова:«Соратники, вперед, вся кровь — отчизне,Мы дорого продать сумеем жизни».«Господь свидетель! — восклицал Ришмон[24]. —Дотла весь город должен быть сожжен;Пускай ворвавшиеся англичанеНайдут лишь дым и пепел в Орлеане».
Был грустен Ла Тримуйль[25]: «Ах, злой уделМне в Пуату родиться повелел!В Милане я оставил Доротею;Здесь, в Орлеане, я в разлуке с нею.В боях пролью я безнадежно кровь,И — ах! — умру, ее не встретив вновь!»А президент Луве, министр монарший,На вид мудрец, с осанкой патриаршей,Сказал: «Должны мы все же до тех порПросить парламент вынесть приговорНад англичанами, чтоб в этом делеНас в упущеньях упрекать не смели».Луве, юрист, не знал того, — увы! —Что было достоянием молвы:А то бы он заботился не меньше,Чем о врагах, о милой президентше.Вождь осаждающих, герой Тальбот,Любя ее, любим был в свой черед.Луве не знал; его мужское рвеньеЛишь Франции преследует отмщенье.В совете воинов и мудрецовЛились потоки благородных слов,Спасать отчизну слышались призывы;Особенно Ла Гир красноречивыйИ хорошо, и долго говорил,Но все-таки вопроса не решил.
Пока они шумели, в окнах залаПред ними тень чудесная предстала.Прекрасный призрак с розовым лицом,Поддержан светлым солнечным лучом,С небес отверстых, как стрела, несется,И запах святости в собранье льется.Таинственный пришлец украшен былУшастой митрой, сверху расщепленной,Позолоченной и посеребренной;Его долматик по ветру парил,Его чело сияло ореолом,Его стихарь блистал шитьем тяжелым,В его руке был посох с завитком,Что был когда-то авгурским жезлом.Он был еще чуть зрим в огне своем,А Ла Тримуйль, святоша, на колениУже упал, твердя слова молений.Ришмон, в котором сердце как булат,Хулитель и кощунственник исправный,Кричит, что это сатана державный,Которого им посылает ад,Что это будет шуткой презабавной —Узнать, как с Люцифером говорят.А президент Луве летит стрелою,Чтоб отыскать горшок с водой святою.Потон, Ла Гир и Дюнуа стоят,Вперив в пространство изумленный взгляд,Простерлись слуги, трепетом объяты.Видение все ближе, и в палатыВлетает тихо, на луче верхом,И осеняет всех святым крестом.Тут каждый крестится и упадает.Он их с улыбкой кроткой поднимаетИ молвит: «Не дрожите предо мной;Ведь я Денис, а ремеслом — святой.Я Галлии любимой просветитель.Но я оставил вышнюю обитель,Увидя Карла, внука моего,В стране, где не осталось ничего,Который мирно, позабыв о бое,Две полных груди гладит на покое.И я решил прийти на помощь самЗа короля дерущимся бойцам,Кладя предел скорбям многотревожным.Зло исцеляют противоположным.И если Карл для девки захотелУтратить честь и с нею королевство,Я изменить хочу его уделРукой юницы, сохранившей девство.Коль к небу вы подъемлете главы,Коль христиане и французы вы,Для церкви, короля и государстваВы призваны помочь мне без коварства,Найти гнездо, где может обитатьТот феникс, что я должен отыскать».
Так старичок почтенный объяснялся.Когда он кончил, смех кругом раздался.Ришмон, насмешник вечный и шутник,Вскричал: «Клянусь, мой милый духовник,Мне кажется, вы вздумали напрасноПокинуть ваш приют весьма прекрасный,Чтобы отыскивать в стране гулякИгрушечку, что цените вы так.Спасать посредством девственности крепостьДа это вздор, полнейшая нелепость.Притом не видно дев у нас в краю,Зато они кишмя кишат в раю!Свечей церковных в Риме и в ЛоретеНе более, чем дев в нагорном свете.Но вот во Франции — увы! — их больше нет,В монастырях и то пропал их след.От них стрелки, сеньоры, капитаныДавно освободили наши страны;Подкидышей побольше, чем сирот,Наделал этот воровской народ.Святой Денис, не нужно споров длинных;В других местах ищите дев невинных».
Угодник покраснел пред наглецом;Затем, опять на луч вскочив верхом,Как на коня, не говоря ни слова,Пришпоривает и взлетает снова,За безделушкою, милей цветка,Что так нужна ему и так редка.Оставим же его; пока он рыщетВезде, где есть дневным лучам пути,Читатель-друг, желаю вам найтиАлмаз любви, которого он ищет!

Конец песни первой

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

СОДЕРЖАНИЕ
Иоанна, получив снаряжение от святого Дениса, отправляетсяк КарлуVII в Тур; что она совершила по пути и как ей был дан патент на звание девы
Блажен возлегший с девою на ложе!Добро ему; но волновать сердца,По-моему, во много раз дороже.Любимым быть — вот счастье мудреца.К чему лишать цветок его венца?Пусть нас Любовь подарит этой розой.Толковники нам исказили прозойПрекрасный текст; когда принять их толк,То с наслажденьем несовместен долг.Я против них готовлю сочиненье,Где изложу искусство из искусств,Как в самом долге черпать наслажденье,Обуздывая треволненья чувств.Святой Денис мое поддержит рвенье,Ко мне склоняясь в горней вышине;Я пел его, и он поможет мне.Но, в ожиданье, должен рассказать яКонец его святого предприятья.
Среди Шампанских невысоких гор,Где сто столбов, увенчанных гербами,«Вы в Лотарингии», — вещают сами,Был городок, безвестный до тех пор;Но он стяжал невянущую славу,Затем что спас французскую державуИ галльских лилий искупил позор.О Домреми, твои поля и водыНа годы да прославятся и годы!
Твоих холмов убогих не пестрятНи апельсин, ни персик, ни мускат,И твоего вина я пить не стану;Но Франции ты подарил Иоанну.Здесь родилась она: кюре-петух,Производивший всюду божьих слуг,За мессой, за столом, в постели рьяный,Когда-то инок, был отцом Иоанны;Стангорничной, дебелой и румяной,Был формою, в которой отлитаБританцам памятная красота.В шестнадцать лет при лошадях таверныЕй отыскали заработок верный,И в краткий срок о молодой красеВ округе Вокулера знали все.Решительна осанка, но пристойна;Огромные глаза пылают знойно;Зубов блестящих ровно тридцать два;Гордиться ими вправе ротик алый,На строгий вкус не маленький, пожалуй,Но выписанный кистью божества,Волнующий и яркий, как кораллы.Грудь смуглая, но тверже, чем скала,Попу, бойцу и книжнику мила.Жива, ловка, сильна; в одежде чистой,Рукою полною и мускулистойМешки таскает, в чаши льет виноСеньору и крестьянину равноИ мимоходом оплеухи сыплет,Когда повес нескромная рукаЕе за грудь или за бедра щиплет.Смеется, трудится до огонька,Коней впрягает, водит к водопоюИль, их сжимая стройною ногою,Летит резвее римского стрелка.
О глубина премудрости верховной!Как ты играешь гордостью греховнойВсех величайших, малых пред тобой!Как малый вознесен твоей рукой!Святой Денис, служитель верный твой,По замкам ослепительным не рыщет,Средь вас, о герцогини, он не ищет,Денис спешит, — чудно, но это так, —На поиски невинности в кабак.Он в самый раз явился, чтобы девствуОбида не была нанесена.Уже беда грозила королевству.Известно, сколь коварен Сатана;И, опоздай святитель на минутку,Он с Францией сыграл бы злую шутку.Один монах, прозваньем Грибурдон,Покинувший с Шандосом Альбион,Был в это время в том же самом месте,И он решил лишить Иоанну чести.Разведчик, проповедник, духовник,Он был бы первым в воровском собранье.Повсюду он свой нос совать привык;И был к тому ж искусен в тайном званье[26].Египетское ведал волшебство,Что некогда хранилось колдунами,Еврейскими седыми мудрецами;Но наши дни утратили его;Век тьмы, когда не помнят ничего!
Ему поведала его кабала,Что гибелью Иоанна угрожалаЕго друзьям, под юбкою своейНося судьбу обоих королей.И, будучи в союзе с василиском[27],Поклялся он ни спать, ни пить, ни есть,Поклялся чертом и святым ФранцискомБесценный сей палладий приобресть,Над чувствами Иоанны торжествуя;Он восклицал, гнусавя аллилуйя:«И родине и церкви послужу я;Монах и бритт обязан жить, любяСвою страну и, главное, себя».
У некоего грубого невеждыЯвились те же самые надежды,С правами теми же на страстный пылУж потому, что конюхом он был;Он предлагал вниманию подругиСтрасть грубую и грубые услуги;Случайности ежеминутных встречМогли бы девушку к нему привлечь,Но стыд ее торжествовал, по счастью,Над проникающею в душу страстью.И Грибурдон опасность увидал:Как книги, он сердца людей читал.Он страшного соперника находитИ разговор с ним ласковый заводит:«Могучий витязь, вы, без лишних слов,Изрядней всех вам вверенных ословИ девственницы стоите, конечно;Как вы, я тоже страстью к ней палим.Усилия свои соединим;Я, как и вы, любовник безупречный.Поделим же сей лакомый кусок,Который, если ссориться бесплодно,Из наших рук и ускользнуть бы мог.Когда меня вам к ней свести угодно,Я вызову немедля духа сна;И очи нежные смежит она,Чтоб бдили мы над ней поочередно».
Взяв книгу черную, монах скорейЗовет того из сумрачных чертей,Чье имя было некогда Морфей[28].Сонливый бес гостит сейчас в Париже:Когда поутру модный адвокатПриводит ряд блистательных цитат, —Он с судьями кивает лбом все ниже;А днем внимает проповеди онУчеников в искусстве Массильона[29],Приемам, взвешенным со всех сторон,Многообразию пустого звона;И вечером в партере крепко спит.
вернуться

23

Потон, Ла Гир и смелый Дюнуа — французские полководцы, защищавшие Орлеан во время его осады англичанами. Потон де Сент-райль (умер в 1461 г.), гасконский дворянин, командир партизанского отряда. Ла Гир (ок. 1390 — 1443) — полководец, добился победы над англичанами под Орлеаном в 1429 г. Жан де Дюнуа (1403 — 1468) — победил англичан под Монтаржи, в 1436 г. взял Париж. Считался верным рыцарем Жанны д'Арк.

вернуться

24

Ришмон Артюс де Бретань (1393 — 1458) — герцог, командующий французскими войсками, в 1435 г. заключил Аррасский мир Франции с Англией.

вернуться

25

Ла Тримуйлъ Жорж (ок. 1385 — 1446) — полководец, фаворит французского короля Карла VII.

вернуться

26

то есть Грибурдон знал каббалу — древнееврейское тайное учение, предсказывавшее будущее при помощи Библии, которая расшифровывалась особым способом.

вернуться

27

Василиск — согласно средневековой легенде так называлось чудище с петушиной головой, жабьим туловищем и змеиным хвостом. Святой Франциск — Франциск Ассизский (1182 — 1226), основавший орден францисканцев.

вернуться

28

Морфей — в греческой мифологии — бог сновидений, сын бога сна Гипноса, изображался обычно крылатым.

вернуться

29

Массильон Жан-Батист (1663 — 1742) — французский проповедник, член Французской академии времен Людовика XIV, славившийся своим красноречием.