"Лихо завертывает", - подумал министр, но не прерывал наместника. Во-первых, все подавалось в непринужденной, прямой манере, и можно было думать, что эта не лесть, а правда, во-вторых, министр угадал, что наместник знает сложившуюся обстановку не только лучше многих, но имеет наготове уже хорошо продуманные и практические решения, знает, что надо делать в первую очередь. Единственное, чего пока не чувствовал министр, это обходного маневра наместника; тот сводил все к тому, чтобы сам министр высказал его же мысли, но как собственные, и отдал распоряжения, целиком взяв на себя ответственность за предстоящие меры.
Видите ли, продолжал наместник, прочно удерживая нить разговора, надо согласиться с тем, что мятежный дух местного населения вызван не столько жестокостью правления, бедностью неимущих, сколько просвещением, которое несет туземцам великая Российская Империя. Да, да, именно просвещением. Нельзя этого недооценивать. Несколько списков пушкинского "Кавказа", одно упоминание о личности графа Толстого, который дошел в своей гордыни до обличения церкви, два-три туземца, получивших образование в Петербурге, наносят больше вреда, нежели шайка головорезов. Кто написал портрет кавказской орлицы? Бывшие студенты Академии художеств! Вот в чем тут дело! Разрешая печатать в Закавказье книги, открывая школы, приучая местных князьков к роскошной жизни, правители гуманной империи, несущей свет просвещения, тем самым способствуют зарождению смуты.
Министр насторожился, но наместник ловко вывел беседу из опасной зоны. Таков уж закон оборотной стороны просвещения, сказал наместник, и вот как раз правители Закавказья, в том числе и он сам, здесь недосмотрели и вынуждены за это сейчас расплачиваться. Зангезурский градоначальник Белобородое своим настроением вызвал справедливое недовольство государя императора, но это скорее беда, чем вина Белобородова, а вина тут целиком его, наместника. Не усмотрел, не доглядел, не пресек в корне... Министр довольно кивнул: наместник, несомненно, политик искусный. Министру доводилось ежедневно сталкиваться со множеством государственных чиновников, и подобострастное, рабское "виноват, не доглядел" готово было у каждого тотчас сорваться с языка, но мало было среди них людей, которые при этом могли ввернуть, если не слово правды, то хотя бы что-то дельное.
- Что же, - улыбнулся министр. - В этом вы свою вину доказали, - добавил он, выделив последние два слова. - А теперь не пора ли обсудить, что конкретно вы думаете делать с разбойником Наби. То, о чем вы сказали, конечно, заслуживает внимания. И, думаю, здесь нужно пересмотреть, если хотите, перетряхнуть всю вашу сыскную службу, жандармерию, нужно установить слежку за местной интеллигенцией... То, что нужно изловить Гогию и Тамару, так кажется зовут этих художников, написавших "кавказскую орлицу", вы и без меня знаете и, надеюсь, примете меры. О самой "кавказской орлице" тоже следует подумать. Не лучше ли ее препроводить по этапу?
За громадными дубовыми дверьми кабинета раздался стук и звон разбитого стекла. Наместник поднялся и приоткрыл дверь. Смущенный адъютант одергивал мундир, в боковом проеме меж резными колоннами мелькнуло платье горничной. У стола приемной валялся серебряный поднос, осколки фарфора, дымилась лужица кофе.
- Я приказал приготовить вам кофе, - глупо улыбаясь, сказал адъютант.
- Прикажите еще раз, - сказал мягко наместник. - Только, голубчик, не разбивайте больше посуды у самых моих дверей, я не люблю шума.
Наместник был в хорошем расположении духа, беседа шла, как он ее задумал. Теперь нужно было убедить министра, что Гачаг Наби не так страшен, каким рисует его молва, что слухи о предстоящей угрозе сильно преувеличены, и преувеличены с единственной целью - навредить ему, наместнику. Надо было, не сходя с места, рассчитаться с князем Белобородовым, который держался дерзко и высокомерно, не признавая в наместнике ни права распоряжаться, ни дворянской родовитости, ни большого ума. Но рассчитаться нужно было не своими руками. А вовлечь в интригу генерал-губернатора Гянджи, которого наместник подозревал несколько лет назад в связях со своей женой, страдал от этого, хотя никаких доказательств не имел. Но все равно губернатор Гянджи был неприятен ему пышным здоровьем и славой любимца женщин.
- Кавказскую орлицу, как вы вчера сами изволили заметить, лучше придержать здесь, - обратился наместник к министру. - Это тонкое предложение - держать ее в виде приманки, и я очень благодарен вам.
И хотя министр не помнил, говорил ли он об этом вчера, а минуту назад выдвигал совсем другое предложение, мысль о собственной мудрости ему понравилась, и он согласно кивнул головой.
Дальше наместник окончательно овладел разговором. Войска прибывают, и у них достаточно сил, чтобы окружить логово Гачага Наби и вырезать весь его отряд, благо, он не такой большой, каким его сделала молва. Но есть ли в этом смысл? Близятся холода. Если отрезать Гачага от населенных пунктов, взять его в плотную осаду, разбойники передохнут вскоре от голода и холода, или же спустятся с повинной вниз, или перейдут границу и уйдут в соседнюю страну. Главное - не дать пожару перекинуться из Зангезура дальше.
Белобородое, конечно, либеральничает со своими подчиненными, слишком мягок с местным населением, но нельзя ему отказать в том, что он печется о ввереном ему городе, по-своему, конечно. Недавно построил школу. Всякий, кому нанесена обида, может найти у него защиту. За любой проступок, который граничит с жестокостью по отношению к бедноте, карает беспощадно. Нужно сказать, что это хорошие качества.
- Хорошими они были бы, возможно, в Париже, но не здесь, - веско отрезал министр. - Строит школы? Ему надо было построить лучше одну хорошую тюрьму. Нет, он явно не на месте.
- Во всяком случае, не надо с этим спешить, - заметил наместник, внутренне ликуя.
- Нет, спешить, именно спешить,- сказал министр, поднявшись во весь рост, и зашагал по кабинету.- Спешить. И назначить следует кого-нибудь из местных князьков. Довольно либеральничать. В Зангезуре нужен правитель жестокий, беспощадный, алчный и жадный до почестей. Только так можно навести порядок. Вообще, нужно нам самим разобраться в обстановке, которая сложилась в Зангезуре.
- Это опасно, - сказал робко наместник. Встреча министра с князем Белобородовым в его планы не входила.
- С каких пор государственный деятель ведет речь об опасности, когда разговор идет об опасности для Отечества?
- Вы не совсем правильно поняли мои слова, - спохватился наместник. Опасно в другом смысле. Опасно, что наш приезд в Зангезур будет неправильно истолкован. Мы тем самым покажем, какое серьезное значение придаем мятежу. Слухи, и без того раздутые, станут еще более угрожающими.
- Ваша правда, - сказал задумчиво министр, подходя к окну.
Ехать в Зангезур ему совсем не хотелось. - Но кто-то должен навести порядок в Зангезуре и повлиять на Белобородова, а заодно разузнать, кто из местных князьков сможет управлять этим городом.
- Есть только один человек, способный по-настоящему взяться за это дело, это генерал-губернатор Гянджи, - произнес наместник.
- Что ж, я его помню, человек решительный, волевой, пусть он и наводит порядок. Шлите ему распоряжение немедленно.