— Да ты молодчина, Хаджар, гляжу на тебя — и сердце заходится, трепещет…
— Отчего же оно трепещет?
— Положено так: женщине — женщиной и быть! — Наби сжимал ее руку в своей жаркой пятерне. И эти горячие руки, огрубевшие в бою, в трудах, сообщали о тайном огне, бушующем в их сердцах. Наби, заливаясь краской, продолжал:
— Я вот думаю: откуда у тебя эта мужская прыть, и норов, и удаль!
— А ты не слышал, — гордая и собой, и славным мужем, отвечала Хаджар, — в народе говорят: «что лев, что львица — норов один».
— Слышал, как не слышать, — улыбался Наби. — Но я знаю и то… — Наби принимался гладить ее черные пышные волосы, — знаю и то, что в отваге и львица с тобой не сравнится!
— А не завидуешь?
— Ну, завидовать — это как еще посмотреть… У всех богатеев в округе при имени Наби душа в пятки уходит…
— А у Наби?
— А у Наби — когда он слышит о Хаджар!
— Терпеть не могу трусов! Глаза бы не глядели!
— Да я и самого аллаха не боюсь!
— А только что говорил: кого-то боишься.
— Да, говорил, кроме Хаджар — никого! Ничего!
— Будь иначе, разве стала бы дочь Ханали знаться с тобой?
— Знаю, из-за Наби дочь Ханали пошла скитаться по горам, по долам.
— Только ли?
— А из-за кого же еще?
— А из-за края своего, народа своего!
— То-то и народ тебя выше Наби поднимает, до небес превозносит!
— Ну нет, Наби — нам всем и голова!
— В отваге-удали Наби за тобой не угнаться.
— Так я только на миру, на пиру… — поежилась, словно от холода, Хаджар, преступая привычную грань сдержанности. — Я-то вижу, как ты заливаешься краской, — когда пляшу «яллы»! Или вдруг тучей нахмуришься, черной-черной тучей. С чего это ты?
— Ас того, что страшусь: вдруг вдовой останешься, врагу достанешься!
— Не овдовею я, и врагу в руки не дамся!
— Мы все — в кольце огня, — Наби нахмурился. — Ведь мы против царя — сами царствовать стали…
— А ну, спой из дастана, сын Ало!
— Нет уж, дочь Ханали споет получше.
— Слушай, Хаджар, ты уж через край хватила!
— Как через край?
— А так: я тебя прошу спеть о Кёроглу, а ты меня славословишь.
— И о Кёроглу спою…
— Пой, пой, Хаджар! — И Хаджар, воодушевляясь, запела высоко, страстно и гордо:
Слушая Наби, Хаджар любовалась им, ей по душе, что ее храбрый муж ставит Кёроглу выше себя.
— Спой еще, — просит. Наби рад уважить просьбу.
Хаджар заслушалась — поет ее любимый от души. Нравится ей, что джигит поклоняется славному устаду — Кёроглу.
— Хвала тебе, сын Ало! Наби не остается в долгу:
— Будь жива Нигяр — подруга Кёроглу, она тебе воздала бы хвалу! И первенство не за мной — за тобой бы числила! Наби крепко прижал ее к груди:
— Львица моя!
Жаркое дыхание у Хаджар:
— Мой храбрый… единственный…
И в этот миг редкого счастья дрогнуло сердце Наби, защемило — при мысли о предстоящих битвах…