Мысль эта показалась князю непереносимой. И тем больше поднялась в нем ярость к тем, кто не давал ему спокойно прожить оставшиеся годы. Да, этот неугомонный Гачаг Наби не утерял вкуса к жизни и пылкой любви к Хаджар — он был готов на все, чтобы вызволить ее из душной темницы и расстелить перед ней, как в молодости, мохнатую черную бурку — и вместе с тем он был источником тех бед, которые холодили кровь губернатора и заставляли дрожать его руку, бессильно замершую на плече у красавицы Клавдии. Можно ли перенести такое?
Глава пятьдесят шестая
Тот, кого называли «оком его величества», тоже пребывал не в лучшем состоянии духа. Он не впал в уныние, как генерал-губернатор, но тоже забыть не мог о своих неудачах, которые всерьез отравляли ему существование. Задержка при движении по служебной лестнице — это больше, чем просто потеря времени. Это грозный предвестник куда более тяжелых испытаний. С таким положением дел надо кончать — и немедленно.
Эти мысли не давали покоя.
Чтобы выследить, наконец, таинственного незнакомца, сыщик устроил себе скрытно гнездо в дубовой рощице, откуда просматривались подходы к «черной пещере», в том числе и тропка, ведущая от хижины Карапета.
Однако ожидание охотника было бессмысленным. Дичь не могла попасть в его искусно расставленные силки. Гачаг Наби никогда не боялся риска, но он был умен и прекрасно понимал, что делает и зачем. Ради одного разговора с Хаджар он многое мог поставить на карту, но задерживаться в этих местах было бессмысленно. Столько людей, судьба которых переплелась с его судьбою, оказались втянутыми в бурно развивающиеся события! Нужно было подумать и о них. Андрей и Людмила, приехавшие к нему от имени тех, кто назывался «новыми мусульманами», Гогия и Тамара, проделавшие столь непростой путь, — все они, конечно, измучены ожиданием и беспокойством. Гачаг Наби не хотел давать друзьям повода для упреков.
К этому времени многое изменилось в судьбе самого Гачага и в отношении к нему народа. Раньше жизнь его принадлежала только ему самому. Он был человек, каких много — роста среднего, волос густой, лицом — типичный горец. Но теперь, когда слава его возросла и о нем стали слагать легенды, выяснилось, что росту он великанского, плечи — косая сажень, а сила в нем такая, что гору может свернуть, если она станет у него на пути. Так думали не только в Зангезуре, и не только в Закавказье — до Ирана докатилась весть о том, что есть такой Гачаг Наби, и туда доходили отголоски его подвигов.
Конечно, все эти рассказы имели под собой и реальную почву.
Сила Гачага Наби была велика, потому что дух его был несокрушим, потому что народ поддерживал его и шел за ним. Когда приходил час сражения, Гачаг Наби метал молнии в своих врагов и, казалось, само небо сражается на его стороне. Когда приходило время скрыться, то Гачаг Наби исчезал бесследно, казалось, даже мышиная нора может послужить ему надежным укрытием.
Он был героем, которому ни к чему всякого рода мишура. Вынь из блестящего мундира генерал-губернатора гянджинского! Что останется? А Гачаг Наби всегда в простой крестьянской одежде, или в рубище нищего бродяги — и все же он слава и гордость народа!
Как ему удавалось никогда не терять собранности, гордости, упрямого стремления довести все задуманное до конца? Гроза и буран — вот его стихия. Невзгоды не выбивали его из седла, а только давали возможность глубже ощутить радость жизни!
Самое поразительное — таких, как Гачаг Наби, уничтожить уже нельзя. Пока они живы — они в седле. Но если все-таки сразит их подлая пуля или сломит превосходящая вражеская сила — то и гибель героя станет источником мужества для оставшихся и опорой для всех слабых и обездоленных. Даже враги не могут скрыть своего уважения к героям и, если не склоняют голову перед местом их последнего упокоения, — то со страхом и злобой обходят эти могилы стороной.
Тот, кого любит народ и кто любит свой народ — обречен на бессмертие.
Все это знал Гачаг Наби, хотя, конечно, ему и не пришло бы в голову, что простые чувства, обуревавшие его, можно выразить в столь высоких словах.
Итак, Гачагу Наби необходимо было повидаться с теми, кто ждал в пещере. Он не спеша выбрался из подземного хода и направился в сторожку. Там все спали. Умаявшись, храпел вовсю Карапет, рядом тихонечко посвистывала носом Айкануш. Старенькое одеяло свесилось на пол, им было зябко — но они не могли пробудиться. Гачаг Наби поправил заботливо рваную мешковину и вышел из хижины, неслышно прикрыв за собой дверь.