Клавдия Петровна посмотрела на него внимательно. Да, похоже, ледник удалось растопить. Во всяком случае, дело сдвинулось. Генерал расправил плечи, взгляд его обрел осмысленность. Правда, походка осталась расслабленной, но это можно приписать легкой хромоте, следу старого боевого ранения.
Не прошло и нескольких минут, как сиятельные супруги показались на пороге резиденции. Сияющие кресты, медали и золотые эполеты генерала и черное платье его жены, повязавшей голову нухинским платком, как чалмой, составляли картину яркую и впечатляющую. Генерал шел медленно и вальяжно. Клавдия Петровна, слегка опершись на полусогнутую руку мужа, высокая и стройная, плыла над землей, еле касаясь ее. Вокруг вилась охрана, сзади следовали наиболее влиятельные чиновники губернии.
Толпа на улице, измученная долгим ожиданием, отозвалась на их появление легким уважительным ропотом и торопливо расступалась.
Следом за губернаторской четой вышагивала другая сановная пара — полковник Белобородое с супругой.
Они шли, отставая от генерала-губернатора чуть дальше, чем этого требовал этикет. Но — как иначе, если, сохраняя на лицах выражения беспристрастия и умеренной, приличествующей случаю скорби, они продолжали меж собой начавшийся задолго до того спор.
Собственно, никакой неясности между ними давно не было. Любовь… О, это слово они давно забыли! Суть разногласий была куда глубже.
Полковник Белобородое, как мы уже знаем, числил себя либералом, даже относил свои воззрения к тем, что были утоплены в крови после восстания на Сенатской площади в памятном декабре восемьсот двадцать пятого года. Сравнение с декабристами льстило уездному начальнику, хотя это сходство было видно только ему самому.
Надо же, чтобы у такого вольнодумца жена стала отчаянной, фанатичной проповедницей монархических идей! Свободомыслие мужа, при всей его умеренности, вызывало в ней бесконечную злобу. Ей доставило бы истинное наслаждение зрелище его страданий, и она досаждала супругу чем только могла.
К тому же — он оказался таким растяпой! Подумать только, не смог справиться с мелкими мошенниками — контрабандистами и разбойниками, угнездившимися во вверенном ему уезде! Допустил, что тлевшее поначалу пламя беззакония и непокорности все разгоралось и сейчас уже бушевало жарким костром, потушить который придется уже совсем иными силами и средствами.
Она стыдилась того, что какой-то неотесанный деревенский чурбан, которого звали Гачаг Наби, бросил именно здесь вызов великой империи и та растерялась, не сумев сразу дать наглецу достойную отповедь… Собственно, растерялась не империя, а слабохарактерный муж Марии, но — что до того, кто конкретный виновник проявленной слабости?
— Если бы мой бестолковый супруг меньше бы проводил времени, вздыхая над пушкинскими стихами о Кавказе, а больше бы занимался тем, что ему положено по долгу службы — не лежал бы сейчас в черном гробу милый моему сердцу Николай Николаевич, зарезанный кинжалом бандита! Подумать только — бравый офицер, настоящий мужчина, истинный слуга императора — заколочен в дубовый гроб. А этот слюнтяй идет рядом со мной, глазеет по сторонам и, кажется, даже изволит веселиться…
Надо же, чтобы именно в этот момент по лицу полковника скользнула мимолетная улыбка, которую он тут же погасил.
— Взгляните на генерала, Сергей Александрович! — прошипела Мария сквозь сжатые зубы. — Вы видите, как он хромает?
— Вижу! — ответил супруг недоуменно. — Так что?
— Вы не знаете, в каких случаях у губернатора проглядывает хромота в походке?
Полковник пожал плечами.
— Только в тех случаях, когда он взбешён! — продолжала Мария свистящим шепотом.
— Что из этого следует?
— Да то, что взбешён он по вашей милости и не замедлит отыграться!
Полковник опять ухмыльнулся.
— Может быть! Если успеет. Ведь может и не успеть, пока… Пришел черед жены недоуменно пожать плечами.
— У меня есть основания думать, что к нему будут применены самые суровые меры.
— Откуда вы' это взяли?
— Оттуда! — возвел глаза к небу полковник, но жена сообразила, что не ангелы небесные внушили ее супругу столь крамольные мысли.
— Что ж, я буду рада, если его расстреляют! Он того заслужил. Подумать только, какой позор…
— А если при этом прихватят и вашего мужа?
— О, я буду благословлять этот день!
— Но ведь возможен и другой исход, — поддразнил разгневанную Марию Белобородое. — Может, меня, как вольнодумца, сошлют в Сибирь, и вам придется сопровождать меня по благородному примеру княгини Волконской и других жен декабристов!