- Так ведь сколько людей при деле, - предпринял Николай еще одну попытку переубедить тетку - как тут же оказалось, безуспешно.
- Дел и прежде хватало. - Аграфена Тихоновна взяла с блюда еще одну баранку и посмотрела на нее так осуждающе, словно та тоже принадлежала к неугодному семейству. - И до этих волков здесь жили, и ничего.
- За что же вы, тетушка, волками их кличете? - полюбопытствовал Николай.
- Лютуют, - пояснила Аграфена Тихоновна. - Сладу с ними нет, что хотят, то и вытворяют. Уж и жалоб на них сколько писали, а все без толку.
- Откупаются, поди?
- Хуже, - отмахнулась Аграфена Тихоновна. - Они и не пускают к себе никого.
- Да ну? - Николай доверчиво усмехнулся. - Как так: власть - да не пустить?
- А вот так, - упрямо сказала тетка. И, заметив сомнение на лице племянника, разъяснила: - Дом они свой так выстроили, что половина его на рязанской земле стоит, а половина - на владимирской. Приезжают к ним из Рязани, а они на владимирскую половину уходят и говорят, что нету, мол, в рязанской губернии никаких Баташевых. Ну и с Владимиром так же.
Это было так неожиданно, что Николай расхохотался. Тетка поглядела на него с укором и покачала головой.
- Смешно тебе? Про Роксаново, чай, не слыхал?
- Нет. - Отсмеявшись, Николай вытер глаза рукой. - Что за Роксаново? Где это?
Из сада повеяло вечерней свежестью. Аграфена Тихоновна запахнулась в платок, сделавшись похожей на большую нахохленную птицу.
- Где-где, - ворчливо повторила она. - А нигде! Нету его больше.
Николай терпеливо молчал, ожидая продолжения, и Аграфена Тихоновна, отхлебнув из чашки, заговорила снова:
- Деревня такая была, недалеко от тех земель, что Баташевы прибрали. Они на Роксаново глаз и положили. Все уговаривали тамошнего барина, чтобы деревню им продал. А тот ни в какую. И вот однажды взял да и сгинул барин.
Улыбка исчезла с лица Николая.
Аграфена Тихоновна вздохнула и подперла голову кулачком.
- Сгинул, - грустно повторила она. - Так и не сыскали. Сказывают, случалось такое с теми, кто Баташевым дорогу переходил. Зазывали они его к себе, а потом его никто боле не видывал. А с барином тем чиновники потом приезжали, выясняли, что да как.
- А Баташевы опять спрятались в другой губернии? - предположил Николай.
- Ни-и, - решительно мотнула головой Аграфена Тихоновна. - Тут не спрячешься. Андрей Родионыч иное удумал.
Николай отодвинул чашку с блюдцем и внимательно слушал теткин рассказ. А ты продолжала:
- Принял он господ чиновных, как гостей дорогих. Накормил до отвала, спать уложил. Наутро встают, где, говорят, это ваше Роксаново? Разбираться, говорят, туда поедем. А Андрей Родионыч им: какое такое Роксаново? Никогда, мол, о таком не слыхивал. Те туда-сюда, взад-вперед по округе ездят - и правда, нет никакой деревни, будто и не было отродясь.
- Неужто сжег? - вырвалось у Николая.
- Как так - сжег? - удивилась тетка его недогадливости. - А уголья? А земля выжженная?
- Так что он сделал-то? - нетерпеливо спросил Николай.
- Нанял людей - те деревню и разобрали. Сказывали, тыщи две человек пришло. Растащили все по бревнышку, да к Баташевым и перенесли. И крестьян, понятно, с собой забрали.
Николай не удержался - снова фыркнул. Изобретательность и дерзость таинственного Баташева вызывали симпатию.
Аграфена Тихоновна сокрушенно покачала головой.
- Вот ты веселишься, - с укором сказала она. - А ведь барина роксановского-то так и не сыскали. Ох, да что я... На ночь-то!
Она поправила пуховой платок на плечах, подлила еще чаю и племяннику, и себе, и потянулась за очередной баранкой.
- От годы-то! Не могу уж баранки, не размочив в чае, есть. Ни тебе, ни Наталье не понять, и слава богу. - Она встрепенулась. - Натальюшка-то как?
- Сосватали, - улыбнулся Николай.
- Ишь ты! - тут же озаботилась Аграфена Тихоновна. - Жених-то хороший?
Николай слегка замялся. С Петькой Агаповым они дрались сызмала, и только позже он стал смекать, что давний недруг попросту показывал свою лихость перед Натальей. А может, и ревновал, считая, что рядом с таким защитником, как он, ей старший брат без надобности.
Аграфена Тихоновна, уловив заминку, забеспокоилась.
- Что молчишь? Али не так что?
- Да все хорошо, тетя, не тревожьтесь, - сказал Николай. И проявил великодушие. - Хороший парень, смекалистый, в делах толк знает.
- А ее-то любит? - подозрительно спросила Аграфена Тихоновна.
- Любит, - заверил Николай, у которого по памяти засвербило левое ухо.
- Вот и ладно, - успокоилась старушка. - А баранки-то, Николенька! Что ж баранки не ешь? И вот чаю еще...
Беседа неспешно свернула к мирным семейным пересудам и уютным чайным воспоминаниям, и неясная тревожная тень, будто бы сгустившаяся над вечерней верандой, незаметно развеялась.
Чувство тревоги возвратилось под утро, когда Николая будто что-то подтолкнуло во сне. Он слез с кровати и подошел к окну. Дощатый пол приятно холодил босые ступни. Над кронами лип поднималась молодая луна. Деревья в саду, казалось, чутко застыли, будто их едва не застигли врасплох за неведомым древним ритуалом. У Николая возникло странное ощущение - будто он улавливал присутствие чего-то таинственного, враждебного, и он не мог бы дать разумного объяснения этому чувству. Не было ни малейшего дуновения ветерка; листья липы, нависшие почти над самым подоконником, не шелохнулись, но Николаю показалось, что он забора, смутно виднеющегося в лунных лучах, к дому ползут зыбкие тени. Он отшатнулся от окна, залез обратно в постель и завернулся в одеяло, браня себя за разгулявшееся воображение.
"А ведь барина роксановского-то так и не сыскали", - вспомнился так отчетливо, словно прозвучал над ухом, укоризненный голос тетки. "Да мало ли... Припугнули - вот и сбежал", - сказал себе Николай, закрывая глаза.
Свежее, румяное утро, обещавшее перейти в знойный день, прогнало все ночное волнение. И было это кстати, поскольку ехать Николаю предстояло как раз через баташевские земли.
С отъездом, впрочем, пришлось повременить: Аграфена Тихоновна, истосковавшаяся по сестриной семье, упросила племянника задержаться на денек, и Николай охотно согласился.
Днем он снова походил по торговым рядам, завернул в пару лавок, чтобы присмотреться. Потом забрел в Татарскую слободу. Возле ханского мавзолея, где покоился Шах-Али, один из былых касимовских правителей, приметил он кучера своего, Тришку, вместе с девкой из челяди Аграфены Тихоновны. Однако те исчезли так быстро, что Николая взяло сомнение: не обознался ли он. Но, как выяснилось дома, ошибки не произошло: тетка ворчала, что одну из девушек, Катьку, весь день где-то черти носили. Николай не стал выдавать ни ее, ни Трифона: промолчал.