На долю секунды кажется, будто паук пятится под натиском огня или, не исключено, его сбивает само пламя: лапки стремительно приникают к тельцу, тут же сплавляются, как человеческая прическа, охваченная пламенем, и он валится со стола на пол, там вздрыгивает пару раз и застывает маленьким черным мячиком. Но начиная с этой минуты я всегда буду краем глаза видеть пятно в той точке, где сидел, перед тем как упасть, паук.
Во дворе хлопает дверца машины. Клара входит в комнату с папкой-регистратором и бумажным пакетом выпечки в руке. На ней «пажеский» парик, черная юбка по колено и ботинки на шнурках, которых я до сих пор не видел. Судя по всему, ездила за покупками. Я не знаю, где ее носит в дневные часы, пока я валяюсь в гамаке и исключительно ценой волевых усилий добиваюсь, чтобы время все-таки не остановилось, чтобы одна секунда лениво вытолкала за порог другую и день шажок за шажком удалился в западном направлении. Вполне можно допустить, что Клара, вооружившись фотоаппаратом, посетит экспериментальный дом Хундертвассера.[19] Правда, скорее она, уходя в город, затевает что-то недоброе.
Бросает мне на живот кулек с выпечкой, Жак Ширак подбегает, виляя хвостом, и принимается раскачивать мой гамак носом. От этого пса и этой девицы исходит буквально бешеная энергия, я чувствую себя винной пробкой, которую, навинтив на штопор, вытаскивают из бутылки.
Ура, мы выспались, говорит Клара.
Ничего подобного, однако мне приходит в голову, что содержимое кулька уже через пару минут сможет избавить меня от рези в пустом желудке. Разламываю одну булочку за другой, извлекаю из каждой белый мякиш, скатываю его в шары величиной с мячик для настольного тенниса, становящиеся у меня в руках уже сероватыми. Желудок урчит при этом, как засорившийся унитаз. Клара, присев на корточки, пробивает дыроколом и подшивает в свою папку какие-то листы с напечатанным текстом.
Что это, спрашиваю.
История твоей болезни, отвечает.
Пока она открывает себе бутылку апельсинового сока, я скармливаю остатки выпечки псу, упрашивать которого не приходится. Когда дверца машины хлопает во второй раз и воротившаяся Клара прячет ключи в карман юбки, я понимаю, что она использует «аскону» в качестве запирающегося ящика.
Я бы мог лежать не шевелясь еще сколько угодно, но внезапно меня тревожит мысль о том, что под «домиком» может иметься подвал, наверняка вдоль и поперек заросший паутиной, и пауки сидят там, жирные и пульсирующие, поделив между собой все пространство. А мы с Кларой живем здесь, наверху, ни о чем не догадываясь, как комнатные мухи.
Я навоображал себе, будто и с закрытыми глазами все это время прободрствовал, но когда где-то в периферийных регионах моего тела начинается глухая боль, а я не могу ее точно локализовать, наступает настоящее пробуждение, тяжелое, как от наркоза, и я лишь с трудом соображаю, что там такое с моей нервной системой. Это не столько боль, сколько тревожащее прикосновение, преувеличенное раздражение в какой-то весьма чувствительной точке. Я открываю глаза, Клара отдергивает руку, а означенная точка находится у меня между ног. Клара извлекла мою «штуку» через прорезь в трусах.
Совсем нет сил?
Ничего не отвечает; приведя себя в порядок и тут же встретив ее взгляд, я поневоле смеюсь.
Чего не сделаешь ради науки, спрашиваю.
Встаю, обхожу ее и становлюсь так, что за спиной у меня остается открытая дверь.
Разве я тебе не объяснил, что это забрала с собой Джесси?
Ничего она не забрала, говорит Клара, это все от кокаина.
Кокаин, отвечаю, потенцию усиливает.
Ага, вначале, говорит она, а потом — сужение артерий, нарушение кровообращения, и приехали.
Ты, говорю, подходишь к мужчинам с клинической точки зрения.
Мне постоянно звонят на передачу люди с той же проблемой, что у тебя. И все они принимают кокаин.
Тогда тебе наряду с прочим известно, говорю, что в долгосрочной перспективе кокс вызывает патологические изменения личности. Включая неконтролируемые вспышки агрессии.
Не стоит злоупотреблять терминами, которые сам не понимаешь, говорит она.
Но следовать им на практике можно вполне, отвечаю.
19
Хундертвассер, Фриденсрайх (1928–2000) — австрийский архитектор и живописец, создатель домов в так называемом «биоморфном» стиле.