Первые два пункта, о которых идет речь в рескрипте, являлись карающими «за умысел противу императорского здравия, персоны и чести» (первый) и «за измену государю и государству» (второй).
Из сего следует, что почти все дела и бумаги ропшинского дела, как и другие секретные бумаги по «первым двум пунктам», во время переворота были безраздельно в руках Никиты Ивановича. В то же время сохранившиеся подлинные письма Алексея Орлова из Ропши не оставляют сомнений в том, что по вопросам здоровья и содержания арестованного Петра Федоровича он докладывал государыне напрямую, минуя Панина.
Постигшая Петра III смерть усугубила и без того шаткое положение императрицы, которое стало бы катастрофическим, если (упаси боже!) вслед за смертью государя в небытие отправился бы и цесаревич, состояние здоровья которого внушало серьезные опасения.
Как засвидетельствовал Шильдер, Екатерина после гибели мужа «прежде всего, обратила внимание на состояние здоровья наследника и властной рукой вмешалась в это дело. Императрица поручила доктору Крузе исследование вопроса, имевшего в то время первостепенное династическое значение; в августе 1762 года Крузе представил созванному консилиуму подробное описание болезненных припадков великого князя и способов для излечения его… Метод лечения и рецепты, предложенные Крузе, были одобрены остальными медиками и ему же поручено было привести в исполнение прописанное лечение» [64, 32].
Распоряжения императрицы на имя генерал-прокурора Глебова по поводу необходимости решения вопросов, касающихся государственной власти, совместно с Н. Паниным и с уведомлением государыни говорят также о том, что уже через три месяца после смерти Петра Федоровича Екатерина пришла к выводу, что Н. И. Панину дела, касающиеся трона, доверять нельзя. Удивительно только, почему через два года все нити, касавшиеся дела Мировича, снова безраздельно оказались в руках этого человека.
О графе Ф. В. Ростопчине и о том, зачем «копировал» он не существовавшее письмо.
«Копия письма», возвещавшая об убийстве свергнутого Петра III, появилась на свет сразу после смерти Екатерины и вызвала бурный общественный резонанс: подтверждались давние слухи об убийстве и убийцах Петра III, но сенсационной новостью являлась непричастность к убийству покойной императрицы!
Внезапная кончина Екатерины II резко изменила ситуацию при дворе. Долго находившиеся в тени близкие Павлу Петровичу лица устремились в императорский дворец с целью возвыситься или укрепить свое положение, а при возможности и утопить конкурента; счет шел не на дни, а на минуты. В мутной воде среди первых всегда оказываются люди, нечистые на руку. В пестром потоке быстро затопивших помещения императорского дворца новых людей обратим внимание на близкую Павлу I личность Ф. В. Ростопчина.
Федор Васильевич Ростопчин (1765–1826), способный, красноречивый, остроумный и образованный камергер малого двора, «забавлял и развлекал в предыдущие годы своими выдумками» цесаревича.
Впрочем, необычные поступки составляли одну из главных особенностей этого талантливого человека. Однажды он подарил госпоже А. Небольсиной на именины огромный «пастет» (круглый слоеный пирог с мясом). Когда пастет разрезали, «показалась из него прежде всего безобразная голова Миши, известного Карла [карлика]… а потом вышел он весь с настоящим пастетом в руках и букетом живых незабудок». Эффект был потрясающий, рассказы об этом случае долго передавались из уст в уста. Впрочем, фокус с «карлами» известен со времен Петра I, который накануне одной из свадеб повелел изготовить бутафорские пироги, а во время торжества из одного из них вышла нагая карлица, исполнившая песню, а из другого появился карлик.
Дарования и чрезмерное тщеславие Ф. Ростопчина раскрылись после назначения его на пост генерал-губернатора Москвы. В Записках о 1812 годе сам Федор Васильевич писал следующее: «…мне хорошо прислуживали три мелкие агента. Переодевшись, они постоянно таскались по улицам, примешиваясь к толпе, в изобилии собиравшейся по гостиницам и трактирам. Затем они приходили отдавать мне отчет и получали кой-какие наставления, чтобы распространить тот или иной слух по городу…».