У Оруэлла были сомнения по поводу этого эксперимента. Это худший момент для создания журнала", - сказал он слушателям, которые до этого были в курсе нацистских танков, идущих по Дону, и сражений в Тихом океане. Средство передачи тоже казалось неподходящим для того эффекта, который он пытался произвести: как он знаменито заметил: "Поэзия в эфире звучит как муза в полосатых брюках". Тем не менее, за шесть месяцев своего существования Voice процветал. Если авторы, как правило, состояли из высокопоставленных литераторов, таких как Элиот, Форстер и Эдмунд Бланден, а также друзей самого Оруэлла (Эмпсон, Холден, Ананд), то нашлось место и для более экзотических талантов, таких как вест-индская писательница Уна Марсон, которая приняла участие в четвертом выпуске и прочитала свое стихотворение "Banjo Boy". Сохранившиеся сценарии, хотя и несколько сценические ("Жаль, что его [Уилфреда Оуэна] здесь нет, чтобы прочитать это. Он был убит. Но сегодня у нас в гостях Эдмунд Бланден. Кстати, он редактировал стихи Оуэна. Как насчет того, чтобы он прочитал одно или два своих стихотворения?" - а что, если бы Бланден отказался?), показывают энтузиазм Оруэлла по отношению к проекту и его понимание того, что, в рамках признанных ограниченных рамок, можно сделать для литературной дискуссии в эфире.
Но он уже начал задумываться о том, что его время вышло: в письме Вудкоку от 2 декабря 1942 года он сомневается, "останусь ли я на этой работе еще долго". Куда бы он ни посмотрел, везде его ждало политическое или личное разочарование. Криппс, хотя и оставался на своем посту, казалось, держал порох сухим. Сам Оруэлл стремился приступить к серьезной работе, но, как он говорил Муру, у него не оставалось времени ни на что, кроме случайной журналистики. Многообещающая связь с книжными страницами Observer, которые теперь курировал Коннолли, была заблокирована вмешавшимся редактором Айвором Брауном, который отклонил рецензию Оруэлла на книгу "Отступление на Востоке" на том основании, что ее язвительная критика британского бизнеса сыграет на руку американским конкурентам. Оруэлл вернул Коннолли различные другие книги, объяснив, что его профессиональная честность была нарушена. Как и Норман Коллинз до него, Браун ("эта старая сова") был быстро включен в галерею ненадежных спонсоров Оруэлла и оставался там до конца их профессиональных отношений. С другой стороны, он продолжал расширять свой социальный и профессиональный диапазон, поддерживая связь с Астором, который вскоре сделает Observer своей личной вотчиной, встречаясь с военным стратегом Б. Х. Лиддел-Хартом, которого он считал пораженцем, посещая с Эмпсоном близлежащие пабы после сессий записи Би-би-си. Признаком того, что Эмпсон ему нравился, была его готовность говорить о своем пребывании в Бирме. Некоторые вещи, которые ему приходилось делать в качестве полицейского, не вошли в "Бирманские дни", признался он своему широко раскрывшему глаза слушателю.
Тем временем, в последние дни 1942 года военная ситуация улучшалась. Битва за Сталинград продолжалась; в Новой Гвинее шло австралийское наступление; кампания союзников в Западной пустыне была близка к победе. Тем не менее, рутина BBC продолжала тянуть его вниз. Цензоры отказались пропустить выступление Ананда о гражданской войне в Испании, а в самый последний день года произошло ужасное утро, опять же с участием леди Григг, на котором, как он сообщил директору Восточной службы Л. Ф. Рашбруку Уильямсу, "все, что могло пойти не так, пошло не так". Еще более неприятной была мысль о том, что серьезная работа осталась незавершенной. Спустя всего шестнадцать месяцев своей карьеры телеведущего он понял, что ему необходимо вырваться из замкнутого пространства Би-би-си в свежую среду, где у него будет время подумать. Прежде всего, он хотел написать книгу.
Глава 23. Начала и концы
Единственная газета в Англии, которая не поддерживала некритически правительство, не выступала против войны и не проглотила русский миф.
Взгляд Оруэлла на "Трибуну
Я знал, что с этой книгой у нас будет много проблем.
Письмо Леонарду Муру, 15 апреля 1944 года
Оруэлл был известен тем, что не умел обсуждать незавершенные работы. Друзья, расспрашивавшие его о книгах, которые он писал, или о его планах на будущее, часто оставались в недоумении от предоставленных подробностей, не веря, что из них может получиться что-то стоящее. Так было и с "Фермой животных", которая начала формироваться в его воображении в первые месяцы 1943 года. Оруэлл всегда утверждал, что идея этой размашистой сатиры на советскую революцию возникла у него еще в 1937 году, когда он наблюдал за маленьким мальчиком, ведущим огромную лошадь по деревенской дорожке, и задался вопросом, что могло бы произойти, если бы животное взяло свою судьбу в свои руки, но даже сейчас, более полувека спустя, краткое изложение того, что он имел в виду, как правило, преуменьшает первоначальный замысел. Майкл Мейер, двадцатиоднолетний выпускник Оксфорда, с которым он впервые встретился ранней весной, вспоминал, что роман - еще не написанный - был представлен ему как "своего рода притча о людях, которые были слепы к опасностям тоталитаризма, действие которой происходит на ферме, где животные берут власть в свои руки и делают это так плохо, что они снова вызывают людей". Мейер, хотя и был поклонником творчества Оруэлла, не был впечатлен. Прочитав законченную копию два года спустя, он был "ошеломлен и восхищен", обнаружив, что она не имеет почти никакого отношения к этому "ужасному резюме".
Существует несколько объяснений долгому и извилистому пути "Animal Farm" к публикации летом 1945 года. Одно из них - время, которое потребовалось Оруэллу, чтобы организовать свой уход с Би-би-си, задача, которая в итоге заняла его силы почти на весь 1943 год. Друзья, с которыми он обсуждал свои перспективы, не сомневались в его решимости уйти в другое место, как только появится что-то подходящее. Тоско Файвел вспомнил разговор, состоявшийся в начале года, в котором Оруэлл, мрачно рассуждая об ужасности своей работы и низком качестве программ, заметил, что "к счастью, у них так мало слушателей". Файвел, как всегда, попытался поднять ему настроение. Конечно, он преувеличивал? В конце концов, он работал с интересными людьми, а на войне есть работа куда менее приятная, чем эта. Но это было не то, что следовало сказать. Согласная работа на войне - это последнее, чего он хотел, - ответил Оруэлл. Что касается продукции индийского отдела Би-би-си, то даже когда беседы носили чисто культурный характер, они так или иначе сохраняли пропагандистский элемент: все, что было политически неприемлемо, обязательно исключалось.
Не могло быть и речи о том, чтобы он вернулся к постоянной писательской работе. Его устраивала только какая-нибудь стоящая работа на неполный рабочий день, которая позволяла бы ему достаточно отдыхать, чтобы продолжать работу над книгой. Письмо помощнику редактора Partisan Review Дуайту Макдональду от начала января, в котором говорится, что "вполне возможно... что я получу работу, которая на некоторое время увезет меня из Англии", намекает на какую-то должность иностранного корреспондента. Но еще один ключ к разгадке представлений Оруэлла о подходящем месте работы кроется в его попытках поддерживать связь с "Трибюн". Его рецензия на "Письма об Индии" Ананда, появившаяся в номере от 19 марта, вызвала раздраженный ответ Леонарда Вульфа, который написал предисловие к книге и которому не понравилось обвинение Оруэлла в левом "сентиментальном" отношении к империи. Tribune, можно с уверенностью сказать, была газетой в духе Оруэлла: левая, но против Сталина; готовая поддержать Черчилля, пока шла война, но желающая отказаться от его услуг, как только она закончится. Были и личные связи: Стаффорд Криппс вложил большую часть капитала в запуск газеты еще в 1937 году; Джон Кимче был в штате сотрудников; а в лице Аневрина Бевана, который занял пост редактора в 1942 году, политик, которым он, похоже, искренне восхищался, был приверженцем социальных перемен и смены экономической власти. Это были мощные стимулы, но на данный момент ряды редакции Tribune были полны.
Если к середине 1943 года положение Оруэлла на Би-би-си становилось все более трудным, то темпы его работы по-прежнему впечатляли. Программа "Голос" подошла к концу, но в дополнение к рутинной работе появились новые серии на "Современные поэты" и "Великие драматурги", а также "художественные адаптации" (жанр, который Оруэлл одобрял) Анатоля Франса и "Макбета". К этому этапу своей карьеры на Би-би-си его отношение к корпорации было любопытным и обоюдоострым: С одной стороны, он знал, как работают правила и на какие компромиссы приходится идти, чтобы действовать в их рамках; с другой стороны, ему доставляло удовольствие видеть, как далеко можно зайти. Впервые общаясь с канадским поэтом Полом Поттсом (Paul Potts), (в основном) приветливым богемным чудаком, который стал одним из его близких друзей, он поспешил предупредить нового автора: "Мне не нужно говорить вам, что вы должны следить за тем, что говорите". То, что Оруэлл был рад проигнорировать свой собственный совет, становится ясно после того, как в Малайе разгорелась нешуточная ссора, вызванная выпуском информационного бюллетеня, содержание которого было утеряно, вплоть до записки заместителя советника по иностранным делам генеральному директору, в которой тот сообщал, что передача если и не противоречит политике корпорации, то "неадекватна и не соответствует перспективе".