Если посмотреть на Блэров в полном составе у семейного очага, то может показаться, что они играют четко отведенные роли: Ричард тихий и ненавязчивый; Ида, стремящаяся к известности, женщина с характером и уверенностью в себе, вспоминал друг Оруэлла Тоско Файвел, "которая никогда не позволяла сомнениям относительно общественного положения или денег беспокоить ее". В отличие от некоторых обычных домохозяек среднего класса из Хенли-на-Темзе, ее помнят как красивую женщину с агатовыми серьгами, не лишенную поклонников-мужчин (доктор Дейкин считался одним из них) и стремящуюся принести на семейный обеденный стол относительно экзотические блюда. Иногда высказывались предположения о жесткой, непреклонной стороне ("не примиримый человек", - подумала Рут Питтер), но в целом Ида и ее господство в мире Блэров были восприняты с любовью. Люди, которые смотрели на Блэров и находили в них недостатки или обнаруживали трещины в фасаде, как правило, были их социальными или поколенческими нижестоящими. Тяжелая женщина", - заявляла дочь их помощницы в Саутволде, и, кроме того, одна из половинок пары, у которой "не сложилось". Но, как и большинство семей среднего класса того времени, Блеры обходились частными кодами и невысказанными предположениями. Чтобы понять, как они действовали, нужно было быть с ними на одной волне. Окружающие отмечали, как легко Оруэлл вписался в домашнюю атмосферу, когда вернулся в дом уже взрослым. Потребовалась публикация его первой книги "Down and Out in Paris and London", чтобы его родители и сестры заметили пропасть, которая возникла между ними: почти как если бы ее написал другой человек, - произнесла Аврил. Было бы преувеличением сказать, что отношения между Оруэллом и членами его ближайшей семьи были неполноценными, поскольку он любил их и был любим ими в ответ. Он не мог освободиться от их влияния, даже если бы захотел; он также не мог освободиться от убеждений, на которых был построен их мир. Он считал себя бунтарем, - заметила одна девушка, знавшая его в 1930-е годы, - но я не думаю, что ему это удалось".
В связи с этим возникает второй вопрос: что Оруэлл думал о своем детстве? В позднем среднем возрасте другие члены его группы сверстников - Во, Пауэлл, Грин и Коннолли - много писали о своей ранней жизни, но Оруэлл умер молодым, задолго до того возраста, в котором писатели должны начинать работу над своими мемуарами, и, за исключением "Такими, такими были радости", сохранилось лишь несколько дразнящих фрагментов. Дразнящих в том смысле, что от них исходит ярко выраженная атмосфера ретроспективной фиксации, когда зрелый Оруэлл усердно работает над тем, чтобы придать своим годам становления тщательно взвешенный мифологический лоск. Мое детство было не совсем счастливым", - пишет он в одном месте. Еще более значимыми, возможно, являются его попытки связать свои литературные амбиции с детским опытом. Отрывок из книги "Почему я пишу" (1946), в котором вспоминается его первое записанное сочинение - стихотворение о тигре с "зубами, похожими на стулья", возможно, заимствованное у Блейка, - продолжает настаивать на том, что "у меня была привычка одинокого ребенка придумывать истории и вести разговоры с воображаемыми людьми". Оглядываясь назад, Оруэлл считает, что "с самого начала мои литературные амбиции были связаны с чувством изолированности и недооцененности". Правда ли это? Или просто взрослый человек преувеличивает некоторые аспекты своей ранней жизни, чтобы приблизить их к тому образу, под которым он хотел бы быть известным? Конечно, видение одинокого несчастного мальчика, чья воображаемая жизнь протекала в книгах и призрачных разговорах, его сестра Аврил постаралась опровергнуть. Я не думаю, что это было хоть в малейшей степени правдой, хотя он и производил такое впечатление, когда вырос", - написала она в мемуарах, опубликованных через десять лет после смерти брата. На такие же мысли ее натолкнуло известие о том, что друг из их оксфордширских дней работает над воспоминаниями. Вновь подняв вопрос о его одиночестве, Аврил заявила, что "у Эрика было столько друзей, сколько он хотел. В любом случае, он был замкнутым, недемонстративным [опять это слово] человеком, что не обязательно означает, что у него было испорченное детство".