Следующей ночью кто-то улучил момент сползать до ручейка со всеми флягами за водой, и еще через ночь мы продолжиди путь домой. к границе вышли на четыре дня позже расчетного времени, но все живы, и посылка с нами.
Дальше был сложный разговор о том, как быть с Машей. В общем, уговорил товарища из разведки, что она летит с нами в Москву, просто выходит с аэродрома через дыру в заборе, и тихо домой. Так и сделали — день перелетов на перекладных. Майор с посылкой уехал к своим, а Машу встретил уже на дороге к станции, подвез до рынка, купила обычную одежду.
— В смысле обычную?
— Так на заставе женской одежды не было, так что ходила она в обычном солдатском хэбэ, самом маленьком, что на складе было.
— И как она потом легализовывалась, ведь через границу тайком, а паспорт потерян?
— Тогда просто было. Пошла в отделение милиции, и написала заявление, что вчера заметила что у нее кажется украли загранпаспорт, а заметила только вчера, так как жила на даче у друга, будучи в отпуске. Там ее просветили, что " по ее паспорту кто-то месяц назад выехал в Пакистан", оштрафовали на пару тысяч рублей, и выдали новый документ взамен утерянного.
В общем, так мы и познакомились.
— А в том свертке что было?
— Так и не узнал. Пока там болтались, не спрашивал, мало ли что. А на нашей стороне как-то не до того было — дня три все просто отлеживались и отъедались, лечили все подхваченные болячки.
— Подхваченные где?
— Жара, отсутствие хоть какой-то возможности помыться и умыться, и грязная одежда плюс тяжелый рюкзак… в общем, прыщи и потертости везде где только можно. Война в горах это куда менее романтично, чем показывают в кино.
Этот день с тремя тройками в дате запомнился нам анекдотической историей — нас навестили нацисты.
Выглядели они очень забавно — толпа молодых людей до 20 староземельных, в вышитых белых рубашках и армейских штанах. У некоторых виднелись какие-то нашивки с портретом какого-то худолицего человека или с трезубцем. Компашка остановилась перед магазином, зашли внутрь, пошептались о чем-то. Один из них поздоровался по-немецки, второй заговорил на плохом английском. Не вполне понимая, какой язык родной для вошедших, ответил по-английски, подумав что они канадцы. Уж не знаю, отчего. Опять шушукание. Один из странно одетых медленно заговорил по-английски, но явно с трудом подбирая слова:
— А отчего у вас вывеска на русском языке? Не позорьтесь, уберите с нее русские буквы.
Такая постановка вопроса меня, мягко говоря, удивила, ответил на том же языке:
— Отчего вы считаете, что русская вывеска это что-то плохое? Город транзитный, а оружие всем надо. Опять какие-то подсказки шепотом, вроде по-польски.
— Русский язык очень плохой, русские оккупанты — сказала одна из девушек.
Переспросил ее
— Простите, а что оккупировали русские? мы с женой живем тут уже три года, может что-то не знаем?
В ответ тишина. (позже оказалось, что Катя с кухни наблюдала и слушала все происходящее, и выкрутив чувствительность микрофона в магазине, разобрала, что гости из Украины, и тихо давилась от смеха.
А тем временем компания молодых нацистов обсуждала, что бы еще сказать этому тупому англичанину.
— Вспомнили, русские Прибалтику оккупировали
— А в каком году?
В ответ опять обсуждение шепотом. Похоже, что английский более-менее знал только тот переговорщик в вышитой рубашке с рунами на воротнике. Решил прояснить ситуацию и перешел на немецкий
— Так понимаю, что вы придерживаетесь нацизма, а из какой страны вы сами родом?
— Галиции Закарпатья Одесса
— А вот расскажите мне, чем, по-вашему, ваша нация лучше других? Вот если встретятся несколько нацистов из разных стран, как вы будете убеждать других, что вы не унтерменши, а вполне себе белая раса господ?
Перевод этой сложной фразы затянулся и перерос в настоящую дискуссию между парнями и девчонками. Спор шел все же по-украински с вкраплениями русских и чешских слов, поэтому понимать их получалось не все время. Наконец, веселая упитанная девушка подошла ко мне поближе и заговорила на плохом немецком: