— Так вчера ведь поздно было, мой повелитель, — пожала плечами Роктис, — вы уже отдыхали в опочивальне, да и я устала. Я же, чтобы сукин сын мне поверил и проболтался о своих планах, должна была тайком к нему влезть через окно, иначе он заподозрил бы, что я собираюсь разоблачить его. А он никуда не сбежит, сидит, придурок, ждет, что я сама к нему приведу Данилу…
Король, вопреки ожиданиям Разумовского, купился на эту липу и помчался разбираться с послом-диверсантом. Воистину, самый лучший адвокат предавшему тебя другу — ты сам, потому что никто не станет так упорно искать мерзавцу оправдания, кроме преданного друга, который не в силах поверить в это предательство…
Тем временем целительница, влив в Роктис еще пару микстурок, велела ей отдыхать в тепле и покое.
— Конечно, — быстро поддержал ее Данила, — я проинструктирую слуг.
Целительница ушла, а Разумовский, скрестив руки на груди, прислонился к комоду, у которого стоял.
— Ты что-то хотел мне сказать, душенька? — сонно зевнула Роктис.
— Дай-ка я угадаю. Ты приняла не снотворное, а препарат, позволяющий симулировать смерть. Это был твой запасной план бегства. Тебя бы похоронили по твоему же завещанию в пещере, откуда ты потом преспокойно ушла бы. Но, видимо, ты слышала нашу с королем беседу у твоего «смертного ложа», поняла, что я не рассказал королю о твоем предательстве — и решила никуда не сбегать.
— Какой же ты догадливый, душенька, — промурлыкала Роктис своим обычным голосом.
— Какая же ты дрянь, — вздохнул Данила, — вначале предала своего добрейшего короля, а когда получился пшик — предала того, с кем договорилась о моем похищении.
— На себя посмотри, душенька. Из-за тебя я все еще не графиня.
— Мда… А теперь скажи, паскуда, зачем ты меня пугала ядом, если на самом деле вино не было отравлено?
— А ты память-то поднапряги, — огрызнулась Роктис, — или забыл уже, с чего все началось? Пока ты не начал выдрючиваться, грозясь потребовать мою голову — у меня и в мыслях не было причинить тебе какой-то вред. Всего лишь мера самозащиты хорошей меня от злобного тебя. Вот и думай, кто из нас паскуда, душенька.
Данила помолчал, собираясь с силами. Тут ведьма, конечно, права, спору нет. Зато теперь они поменялись местами: уже не Данила на крючке у Роктис, а она сама — на крючке у Данилы. И это дает ему определенные возможности.
Он набрал в грудь воздуха, но в самый последний момент сказал не то, что собирался:
— Знаешь, я рад, что ты не умерла на самом деле.
— Я тоже, душенька. А теперь, если не возражаешь, я посплю до обеда, меня от этой дряни озноб колотит…
— Отдыхай, ведьмочка.
Данила вышел, тихо притворив за собой дверь, полный досады. И угораздило же родиться в хорошей семье у хороших родителей! Вот теперь, когда он, фигурально выражаясь, держит прелестную ведьмочку за горло, его бы вполне устроил вариант «душенька, я сделаю все, что ты хочешь, только не выдавай меня», но Роктис даже не подумала купить молчание Данилы таким образом. А он сам так и не нашел в себе достаточно сволочизма, чтобы воспользоваться ситуацией, и сейчас первый раз в жизни почти всерьез пожалел, что папа с мамой воспитали своего сына порядочным человеком.
Данила вернулся к себе в комнату и, не раздеваясь, лег на кровать. Спал ночью плохо — теперь немного подремлет перед дальнейшими трудами.
Крушения пока не предвидится, полет нормальный.
Однако вечером того же дня появились новости — и очень плохие. Как Данила и опасался, враг применил артиллерию, но инженеру и в страшном сне не могла присниться бомбарда калибром в метр и длиной в десять. Он мрачно слушал доклад разведчика-гоблина, который по наводке эльфов перекрасился и проник в лагерь противника, чтобы рассмотреть все вблизи. Не тот же самый, что гонял Данилу по лесу — но неуловимо похожий, только на голове — золотой обруч. Должно быть, обозначает этим свой «цивилизованный» статус.
— Они крутили такую круглую штукенцию сбоку на подставке, труба эта опускалась, туда из бочек засыпали какой-то песок, потом два орка брали один такой шар, закатывали в дыру, затем снова крутили те штуки, труба задиралась в небо и в сторону города, а потом все отбегали в стороны, только один орк поджигал снизу, — объяснял гоблин, сопровождая рассказ жестами, — потом звук, словно удар грома, огонь и дым из трубы. И черный шар перелетал через стену и падал где-то в городе. И этих труб было две.
— Ты можешь нарисовать всю эту конструкцию?
— Разумеется, — кивнул тот.
На корявом, но вполне адекватном рисунке Данила увидел то, что могло бы быть бабушкой «Большой Доры». Сколько пороха умещалось в шар диаметром в добрый метр — можно было только догадываться. Перемещалась артиллерийская установка благодаря собственным колесам, которых гоблин нарисовал целых десять.