— Ну, вали, мужики! Хватай, беднота, все крепости на земле!
Рашита, исполнявшего роль убитого в бою Пеклеванова, несли на руках, как знамя. Громко играл оркестр, пели «Вы жертвою пали в борьбе роковой...».
Когда Саша выбежал из клуба, на его глазах навернулись слезы. Шел, не думая, куда идет. Увидев перед собой старый дуб, он резко повернул к воротам.
— Саша! Ты куда?
Перед ним стояла Лида. Взглянув на старый дуб, она со страхом сказала:
— Уйдем, я боюсь его.
Стоял теплый осенний вечер. Ярко светила луна.
Неожиданно они услышали голос Рашита:
— Саша! Саша!
Оба встрепенулись.
— Пойдем, — сказала она. — Тебя зовут.
Он удержал девушку.
— Мы с ним еще увидимся. В одно училище едем.
Она не стала настаивать.
Мир купался в синей дымке. В лесу, что рядом, пели невидимые птицы. С того берега кричали:
— О-у! О-у! Лод-ку!
На лысой полянке, откуда в эту лунную ночь открывался вид на широкие просторы, под двумя соснами они остановились.
Оба молчали. Каждый думал о своем.
— Лида! — начал было он.
Она горячо перебила:
— Не надо говорить об этом сейчас!
— Ты знаешь, о чем я хотел сказать?
— Да.
— Когда же смогу сказать это?
— После...
В эту ночь дежурил по корпусу Володя Еремеев. Было уже далеко за полночь. Во всех восьми комнатах двухэтажного здания, серого и мрачного, бывшей монашеской обители, спали крепким предрассветным сном колонисты. Дежурный изо всех сил старался не дремать в это опасное для всех часовых время. Он с ненавистью смотрел на часы не только потому, что они шли медленно, но и потому, что их монотонное тиканье усыпляло. Володя взялся за книгу в коричневой обложке, принесенную кем-то из дневальных, и раскрыл ее на легенде, в которой рассказывалось о свадьбе между сыном Урал-Тау — Уралом и дочерью Иремель-Тау — Ак-Иделью. Калым за девушку Урал внес богатый — все леса, которые росли на его берегу. Хотя свадьба и не состоялась, но по древнему обычаю калыма не вернули. Поэтому сейчас на берегах Урала голая степь, а берега Ак-Идели покрыты густыми лесами...
Веки Володи сами закрывались. Он отложил книгу и, резко поднявшись, пошел по коридору, по очереди заглядывая в комнаты воспитанников. Но и движение не разогнало сон. Наконец он открыл дверь своей комнаты и не успел перешагнуть порог, как удивленно остановился: Саша, его сосед по койке, отчетливо докладывал кому-то:
— Так точно, товарищ капитан третьего ранга! Знаю, не сдобровать, коли враг заметит. Не боюсь. Поверьте мне. Так точно, Александр Матросов.
Володя тихо окликнул:
— Саша!
Матросов ничего не ответил — он спал. Над койками поднялись головы остальных обитателей комнаты — Рашит Габдурахманов выглянул из-под одеяла, а Петенчук даже присел на койке.
— Вам что не спится? — спросил Володя, косясь на товарищей.
— Все мечтал он на море попасть, а угодил в пехоту, — вдруг тихо произнес Рашит.
Володя на цыпочках подошел к постели, одну минуту постоял не двигаясь, будто стараясь удостовериться, спит ли Саша. Матросов лежал на спине, длинные волосы упали на лоб. Он продолжал что-то говорить, но уже неясно и несвязно.
— Эх, не удалось мне попасть с вами! — с грустью прошептал Володя.
Все четверо и в один день подали заявление на имя военкома Кировского района, но призвали только двоих: Рашита и Сашу. И то лишь наполовину удовлетворили их желание — ребята просились сразу на фронт, а их направили в пехотное училище.
Вот сейчас Володя и охранял их сон, вместо того, чтобы самому собираться в путь-дорогу... Он снял с вешалки черную шинель — Саша любил все морское, — закрыл ею Матросова, потом круто повернулся и вышел.
Ребята молча и внимательно следили за всеми движениями Володи.
— А все-таки жаль парня, — проговорил Рашит.
Неясно было, кого он жалел: пехотинца, мечтавшего о море, или колониста, не попавшего в пехотное училище. Петенчук промолчал.
Так они больше и не уснули. Саша продолжал выкрикивать команды, обрывки рапортов. Юноши ворочались на матрацах. В комнату через квадраты окон, спрятанных в глубоких нишах, лились холодные струи лунного света. За толстыми, метровыми стенами тихо стонал ветер. Неизвестно, сколько прошло времени.
Вдруг послышался далекий, как бы из-под земли идущий голос:
— Подъем!
Этот сигнал несколько раз повторился на территории колонии, в разных корпусах, затем в коридоре первого корпуса отчетливо раздался голос Володи: