Он долго объяснял. И еще из его объяснений Таллури поняла, что когда-то, давным-давно, когда Атлантида еще не имела ни летучих машин, ни подводного флота, ни своего сверхоружия и чудесных строительных орудий, она была мощна своими духовными достижениями. Но часть атлантов, стремящихся к дополнительным удобствам и комфорту, выбрала иной путь — технократический, с ориентацией только на материальные достижения. Для них эволюция означала личный комфорт любой ценой, право судить других и использовать рабский труд.
Произошло разделение на сынов Закона Единого, ратующих по-прежнему за эволюцию духа, и сынов Велиара, ярых сторонников технократического пути, но пуще того — силы, богатства, слепой самоуверенности и надмевания над себе подобными. Они начали использовать — бессистемно, бесконтрольно, жадно! — всё, включая силы природы и даже личный творческий потенциал, этот бесценный дар Небес, для удовлетворения собственных прихотей и порочных слабостей. Именно сынами Велиара вызваны к действию столь деструктивные силы, что ответные реакции природы теперь просто неуправляемы. И набирают мощь! В этом плане нашествие животных-мутантов — не самая большая проблема Атлантиды. Сыны Бога Единого пока сильны, очень сильны, но…
— Осень… Осень…
И хоть Энгиус все время отвергал ее заботу, Таллури подошла и подала ему чашу свежей воды. Он не просил — она сделала это просто так, по велению сердца. А он вдруг принял чашу, не глядя на Таллури и, возможно, даже не сознавая, что делает. Тогда она уселась у ног Энгиуса и устроилась щекой на его колене. Кто бы сейчас запретил ей это?
Как ни странно, это неожиданное движение привело его в чувство, его глаза ожили, и Энгиус произнес с загадочной улыбкой:
— Совсем забыл! У меня есть для тебя подарки.
Он пошарил в своем дорожном мешке и извлек на свет странный предмет — кристаллическую пирамидку нежно-лилового цвета. Основание пирамидки размером оказалось ровно с ее ладонь, и Таллури бережно угнездила ее в левой руке и поднесла к лучу света, падавшему в центр пещеры. Лиловый кристалл тут же озарился мягкими переливами, искрясь во все стороны розово-золотистыми лучиками.
Таллури залюбовалась подарком, наслаждаясь его красотой и гармонией, забыв даже поблагодарить. Рассматри— вая пирамидку, она обнаружила, что та не монолитна, а как бы состоит из нескольких пирамидок гораздо меньшего размера. Их многочисленные стороны и грани четко просматривались в прозрачном теле кристалла, разъять который ей, впрочем, с первого раза не удалось. Но Таллури решила, что есть какой-то секрет. И только собралась спросить об этом жреца, как услышала его голос:
— Тебе нравится?
— О! Очень-очень! Ой, прости, спасибо тебе!
— Не мне. Человеку, которого я навещал, моему другу. Он один из тех, кто временно укрылся в этих горах. Отвечаю на не заданный тобою вопрос: это детская игрушка. Из весьма древнего альвийского рода. Она напитана энергией красоты и гармонии, что полезно для ребенка само по себе, но, кроме того, еще и обучает: в ней много загадок и секретов.
— Можно узнать, каких?
— Узнать можно, — его глаза смеялись. — Узнай. Сама.
Нетерпение узнать все сразу было так велико, что она выпалила:
— Ну, скажи о ней хотя бы что-то еще!
— Ладно. Итак, она разбирается. Ключ к разборке — макушка пирамидки. Это первое. Второе — без макушки стороны деталей «слипаются», но не крепятся прочно, поэтому будь внимательна, иначе растеряешь всё. Для начала достаточно. Играй, потом сообщишь мне, что захочешь. Что-то еще?
— Да. Кто он, твой друг? Почему решил подарить игрушку мне? И могу ли я его отблагодарить?
— Хорошо. Это учтиво и неглупо. К сожалению, имени моего друга я тебе сообщить не могу. Пока не могу. Игрушка принадлежала его маленькой дочери и была настроена на нее — на ее возраст и образ мышления. Как настраивается на каждого отдельного ребенка любая кристаллическая игрушка альвов и разряжается, когда ребенок вырастает или… Впрочем, довольно. Почему он решил отдать пирамидку тебе, не знаю. Он не сказал. В ответ, в качестве благодарности, достаточно будет передать, что ты получила удовольствие.
— Да-да! Огромное! Пожалуйста, передай ему это.
Много дней Таллури возилась с великолепным подарком. Очень быстро она обнаружила, как пирамидка разбирается: достаточно было особым движением (будто охватываешь и согреваешь указательным и большим пальцами две ее стороны) сместить макушку вбок. Как только макушка «съезжала» со своего места, сборные части пирамидки становились податливо-мобильными, просто как соединенные кусочки магнита. Ухватив же макушку за две другие стороны и «посадив» ее на место, можно было вернуть игрушке монолитность.
Но это было не всё! Еще более хитроумным и забавным оказалось то, что «смагничивание» деталек в то же мгновение вызывало внутри пирамидки чудесное разноцветное искрение, которое продолжалось некоторое время хаотично, а затем снопы искр стекали и концентрировались на наружных сторонах, образуя узоры, рисунки, значки и буквы, и пропадали, если Таллури трясла кристалл.
Однажды Таллури вдруг узнала несколько букв своего родного языка.
— Смотри, смотри! — кинулась она к Энгиусу. — Пирамидка знает мой язык!
— О! — Энгиус был, похоже, приятно удивлен. — Она и на тебя настроилась! Это хороший знак. Что же ты прочла?
— Вот видишь, здесь из зеленых искорок сложилось слово «море». А тут, справа, из белых — «дельфин»! А это, рыженькое, нет, скорее золотистое, не знаю, как сказать, но оно похоже на мое имя. Звучит немного странно. Наверное, в Тууле так раньше говорили, ведь имя мне дал дед.
— Верно. Это слово звучит так же, как твое полное имя, а значит оно — «любопытный зверек, служащий боже— ству», — он взглянул на затаившую дыхание Таллури почти с лаской: — Хорошая настройка. И просто великолепная работа! Я говорю об игрушке. Теперь следи внимательно за рисунками на разных сторонах — пирамидка станет не только развлекать тебя, но и загадывать загадки или предложит игру. Я сам не до конца знаю, что и как, — Энгиус взял пирамидку и стал вглядываться в ее мерцающую глубину: — Мой друг сказал: «Отдай игрушку зверьку, что живет в твоей пещере». Зверек — так назвал тебя он. А ведь я даже не упоминал о тебе!
Целыми днями Таллури собирала и разбирала свою игрушку, озадаченно поворачивая ее так и этак, то ахая от восторга, то хмуря лоб и слизывая пот с верхней губы.
— Да, — вдруг пришло ей на ум, — а отчего ты сказал «подарки»? Не «подарок», пирамидка, а именно «подарки»? Я точно помню.
— Ты точно помнишь. Это так, я сказал «подарки» и вручил тебе пирамидку. Но я не оговорился. Я хотел, чтобы ты сама спросила. Это значило бы, что ты внимательна, чутка к тому, что я «нес» в тот момент в себе.
— Я оказалась нечутка… — расстроенно прошептала Таллури.
— Небрежна, — уточнил Энгиус. — Слово прочно осело в твоем сознании, хотя ты пренебрегла им на время в пользу игрушки. Да, есть еще один подарок. И считаю, он гораздо важнее для тебя.
Она внимала.
— Мы скоро уйдем отсюда, — жрец сделал торжественную паузу. — Наше заточение окончено!
Но Таллури не знала, радоваться или огорчаться, поэтому не выразила никаких эмоций.
— Ты в замешательстве, — констатировал Энгиус. — Что ж, это нормально. Но уверяю, то, что ждет тебя впереди достойно твоей радости. Уточним: открыто выражаемой радости.