Выбрать главу

      Ланс - ландшафтный сценарист. Постоянные инновации в строительстве и архитектуре породили новую профессию, которая требовала сочетания навыков архитектора, ландшафтного дизайнера и режиссера массовых представлений.

<p>

<a name="TOC_id20225810" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>

<a name="TOC_id20225812"></a>Глава 2. Греция

     - На склоны Холамонтоса ложится ночи мгла,

     Над буковыми рощами луна как снег бела.

     Там муж ученый мается который день подряд,

     А коптеры китайские за ним сквозь ночь следят.

     Доктор пел тихо и не очень мелодично, но Старый все равно услышал. И принялся насмехаться.

     - Какой, однако, ты навороченный плагиат скостромил! Со всех лаптей да лукошек лыка надергал, не поленился. Надо тебя за рыбой, что ли, отправить. А то уже и киснешь, и чахнешь нешуточно.

     - Ничего, потерпишь, - сухо сказал Доктор. Он совершенно не был расположен балагурить со Старым, поскольку действительно вымотался. Уже больше года он скрывался ото всех мало-мальски заинтересованных лиц и организаций на этой, в сущности, небольшой планете и не видел никакой возможности прекратить эту партизанщину. Нет, способ, конечно, был, и Доктор делал все, что мог в этом направлении, но… Способ этот ему не очень-то нравился и работал Доктор без особенного воодушевления. Хотя и понимал, что иначе никак, что путь для него только один, да, собственно, и для всего мира тоже.

     - Тогда я поеду за рыбой. Заодно кой-чего прикуплю.

     - И кой-чего продашь, да?

     Старый довольно ухмыльнулся.

     - А как же! Моя разгонка улетает вмиг, стоит лишь шепнуть, что я новую закваску опробовал – и канистры как не бывало.

     Монструозное футуристическое сооружение, спроектированное специально для Старого Борисычем, докторовым другом с древних еще времен, жесточайшим циником, перфекционистом-похуистом и романтиком, а по совместительству инженером, выдавало в день почти два ведра.

     Этот "перегонный куб", который Доктор окрестил "октаэдральным сублиматором", Старый переименовал в "О-сурбанипала", а Тантра сократила до "Сыкымарана", не только имел, подобно создателю, вздорный нрав, но и таил внутри какие-то дыры в иные измерения. Старый был абсолютно уверен, что Сыкымчик дает не два, а три ведра, но прячет излишки в резервных пространствах.

     Сам Борисыч отмахивался от доставучих теоретиков и уверял, что все штатно.

     - Третье ведро хрен вы получите, потому что у ево внутре не какая-то неонка, а мембранная бутыль Клейна-Бакунина. Она вам не даст! - обидно хихикал он.

     - Что это за топологический кунштюк? - вопрошал заинтригованный Доктор.

     - А вот такой, - ухмылялся вредный Борисыч, - туда - хуй, а оттуда - всем по серьгам. Или наоборот.

     Так или иначе, а Старый исправно получал от Сыкымчика по два ведра резонансной разгонки в день и сбывал половину постоянным покупателям, несмотря на регулярные протесты Доктора.

     И вновь спорить со Старым, в тысячный раз убеждать его, что нестандартная, сверхэффективная разгонка рано или поздно наведет на них фокус внимания, совершенно не хотелось, поэтому Доктор просто махнул рукой и ушел в дом.

     Сколько уже вариантов развития он просчитал сам, сколько альтернативных веток рассмотрел Колобок – личный докторов искин, ничего не менялось. Все линии приводили его сюда, в глухую греческую провинцию, в невзрачную двухэтажную каменную домушку в лесу Халкидонского полуострова, под которой местные приятели Старого еще 15 лет назад нашли, раскопали и расширили здоровенный подвал на три винных погреба с чуланами и отнорками, где теперь стояли не только Сыкымчик и множество стеллажей с экспериментальными культурами, но и десятки стоек с биопроцессорами. Все жизни, которыми Доктор мог бы прожить последние восемь лет, сходились именно тут и ничего с этим уже нельзя было поделать.

     Восемь лет назад, весной 23-го года Доктор слил в Сеть несколько десятков скриптов, в которых был, помимо всего прочего, зашит один не очень сложный алгоритм, позволявший этим скриптам вставлять метки в результаты своей работы и идентифицировать аналогичные метки, оставленные другими скриптами. Через два месяца в самых разных облаках и серверах по всему миру прописались элементы распределенной операционной системы, которая не имела ни одного внешнего пользователя. Пользователь, точнее, его ядро, начал формироваться только к концу сентября.

     Главной задачей системы был бесконечный анализ самых разнообразных данных, которые в открытом и полуоткрытом доступе находились в Сети.

     «Понимаете, ребята, - объяснял Доктор группе молодых программистов, которые долгое время воплощали его идеи совершенно безропотно, поскольку их покладистость очень хорошо оплачивалась, но в какой-то момент забастовали и потребовали подробных разъяснений, поскольку их спонсоры и донаторы никак не могли понять из отчетов, что же именно делает группа Доктора, - мы просто анализируем потоки данных. Но немножко не так, как вы и все остальные привыкли. В сущности, нам абсолютно насрать – какие именно данные. Самое главное, что они описывают некие реальные или квази-реальные процессы. А значит, в них есть логика, повторы, симметрия, искажения симметрии, логика этих искажений, сложность устройства структуры и, наконец, если угодно, гармония и красота. Вот это мы и достаем из всякого набора данных: инварианты структуры этих данных, правила и логику их трансформаций и уровень сложности. А после того, как мы создадим библиотеку моделей развития для всех обработанных потоков, мы начнем выстраивать их иерархию. По красоте. Что значит красота в нашем случае? Сумма качеств. И высокая степень сложности, и неубиваемость, т.е. сохранение основных свойств, и возможность формировать обширные семейства мутаций, и еще ряд полезных качеств. Вот как только мы выберем первую пятерку самых красивых моделей – то станем обладателями оценочного суждения, если угодно – чувства вкуса и меры, чувства прекрасного. В программном исполнении. И это будет первый шажок к созданию личности».