- Почему же герцог не послал в Святую землю Дэвида?
- Старший сын наследует замок и титул, а младший воюет за веру. Какой глупый обычай! Последнюю ночь перед отъездом Арлей провел со мной, и мы любили друг друга с такой сладостной, такой отчаянной нежностью, словно понимали, что разлука будет очень долгой. Она оказалась вечной, Гай...
- Он уехал в Палестину?
- Той же осенью. Я не видел отъезда крестоносцев, но часто представлял себе Арлея - в длинном дорожном плаще, на белом коне, улыбающегося и машущего рукой на прощание... Я с нетерпением ждал его возвращения, писем из Борна или каких-нибудь вестей от армии. Вскоре умер наш отец, и горе подкосило меня, заставив на время обратиться к другим заботам. Розалия нуждалась во мне, но я отвергал ее домогательства, надеясь на скорое возвращение Арлея... Она, кажется, понимала все или, во всяком случае, догадывалась. Она погрязла в распутстве, ища утешения в объятиях разных мужчин, а я ждал, снедаемый нетерпением и тревогой. Я часто представлял себе Арлея - ведь за прошедший с его отъезда год он должен был возмужать, набраться опыта и сил, стать настоящим рыцарем - синеглазым белокурым светлым рыцарем из детских сказок... Я мечтал о том, как мы встретимся, как он будет со своей мальчишеской, немного печальной улыбкой рассказывать о своих приключениях, а потом поцелует меня так, как умел только он... Зима в тот год была промозглой. Сырой холодный ветер яростно рвал солому с крыш крестьянских домов, скрипел голыми ветвями деревьев в парке, носил в воздухе колючую порошу. Как-то раз я был во дворе замка, и какой-то человек подошел ко мне и передал свернутое письмо с гербом Борнов. Мое сердце подпрыгнуло. Нетерпеливо развернув послание, я быстро пробежал глазами несколько первых строк. Письмо было от старого герцога. Он выражал скорбь и соболезнования по поводу смерти моего отца и писал что-то про Дэвида, но мои глаза искали лишь одно имя. Когда я увидел его и прочел то, что герцог писал о младшем сыне, мир замер, лишившись всех красок и звуков. Оглушенный, ослепший, я стоял, не в силах поверить в то, что было написано на этом желтоватом листе бумаги. "Арлей погиб этой осенью, - снова и снова звучали в моем мозгу слова старого герцога. - Его тело доставили в Борн в заколоченном гробу. Сарацины отрезали ему голову..." Посыльный, доставивший письмо, выжидающе смотрел на меня, но я не мог говорить. Мне хотелось бы стать богом, чтобы вернуть Арлея, чтобы не допустить глупой войны, убившей его во цвете юности, чтобы истребить проклятых нехристей одним взглядом - всех, до единого... Человеческая жадность, тщеславие и гордыня - вот что погубило Арлея, а не мечи сарацинов.