- Я был к нему привязан, только и всего. Я никогда не целовал его и не думал о нем как о любовнике... Он был слишком мал и не в меру испорчен, да и разница между нами была и без того безмерно велика.
- Он больше не служит у тебя. Почему?
- Я сразу заметил, что он честолюбив, и не ошибся. Такие люди сызмальства ищут почестей и богатства, становясь из пастухов и горшечников кардиналами. Прошел год, и Нед перестал довольствоваться положением слуги. Он стал капризен и порой требовал от меня отдельной платы за свои услуги. Поначалу я баловал его, дарил кольца и лошадей, он обедал вместе со мной и согревал зимними ночами мою постель. Не знаю, что он вообразил себе, но его притязания стали раздражать меня. Он требовал все больше, грозясь рассказать всем о нашей связи.
- Тебя это испугало? Ты мог заткнуть ему рот...
- Признаться, я был обеспокоен. А заставить его молчать могло только золото. Я решился отослать Неда из Освальда, а если не получится - отдалить его от себя насколько возможно.
- Можно было убить его, - с сомнением в голосе проговорил Гай.
- Убить? Я думал об этом, но никогда бы не смог убить ребенка. Все сложилось проще: мои слуги связали его и увезли в монастырь в Кент. Теперь он, должно быть, рассказывает о своих похождениях монахам и ублажает их так, как когда-то ублажал меня...
- Ты говоришь о нем так, словно никогда не чувствовал к нему симпатии.
- Симпатия - да, но не более того. Мое сердце умерло вместе с Арлеем... по крайней мере, я думал так до тех пор, пока не встретил тебя. Нед был для меня не более чем прихотью, любимчиком, игрушкой... Он ласкал меня, а думал об Арлее. Никакими слезами, никакими молитвами, никакими мечтами я не мог возвратить его. Никогда. Но я не мог его забыть. Я видел сны и писал стихи - о нем. Мне нужно было вновь родиться для настоящей любви, и я почти отчаялся, хотя еще верил, что сумею полюбить опять.
- Я похож на Арлея? - тихо спросил барон. - Поэтому ты и полюбил меня?
Герцог тонко улыбнулся и провел пальцами по его щеке.
- Ты другой, хотя, в самом деле, чем-то похож на него. У тебя такие же синие глаза и золотистые волосы. Но Арлей был нежным мальчиком, а ты - мужчина, и тебя я люблю иначе... может быть, даже больше, чем любил его.
Гай наклонился к нему, сжал в объятиях его плечи и поцеловал.
- Твое тело - тело сильного мужчины, - прошептал Элвин. - Мне хочется твоей нежности, твоей силы, твоей любви. Ты похож на Арлея, ты похож на меня, каким я был много лет назад... Когда мое сердце бьется рядом с твоим, я чувствую себя счастливым. И я боюсь, что это новый обманчивый сон, я боюсь проснуться...
- Ты заслужил счастье, Элвин. Я иногда думаю, что недостоин такой любви, но для меня не было бы большего удара, чем лишиться ее. В Освальде нет человека, равного тебе по силе и благородству, и я не только люблю тебя, но и преклоняюсь перед тобой.
- Напрасно. Я далеко не ангел... - Он обнял юношу и серьезно посмотрел ему в глаза. - Гай, прошу тебя, будь осторожен. Ты так дорог мне. Если тебя не станет... У меня мало опыта в придворных интригах, но я вижу, что ты встал поперек дороги людям, обладающим достаточной властью, чтобы уничтожить тебя. Насколько я знаю виконта Брента, он не ограничится одной попыткой...
- Ты будешь учить меня искусству поединка, - сказал Гай. - Я ношу кольчугу и постараюсь никогда не расставаться с мечом. А когда Роджер поправится, я убью его на первом же турнире.
- Не будь таким самоуверенным. Я сделаю все, чтобы тебя защитить, но я не могу противостоять неизвестности. Роджер, этот убийца в галерее... Сколько их еще? Кто они? И что за история с фрейлиной моей сестры... кажется, Элен Райт? Ты не расскажешь мне, что случилось на самом деле?
Гай покраснел. Ему не хотелось возвращаться к этой теме.
- Она оскорбляла меня. Кроме того, я понял, что она заменила Розалию в постели Роджера, и все ее слова, угрозы и оскорбления - то, что говорил обо мне виконт.
- Она угрожала тебе?
- И очень недвусмысленно. Я... я знаю, что поступил низко, но она сама толкнула меня на это.
- Розалия сказала, что ты изнасиловал Элен.
- Я не сдержался. Половина того, что она говорила, способна привести мужчину в бешенство.
Герцог помолчал, затем обнял его и поцеловал в щеку.
- Я не осуждаю тебя. С этой мерзавкой еще нужно будет разобраться. На твоем месте я, наверное, поступил бы так же, забыв обо всем, кроме нанесенной мне обиды. Мне любопытно, что ты чувствовал, когда делал это?
- Не знаю... - Гай смутился еще больше. - Мне было приятно сознавать, что она испытывает боль.
- Тебе хотелось причинить ей настоящие страдания, верно? Ударить, быть грубым, заставить ее кричать? Тебе это доставляло удовольствие?
- Я... ненавидел ее, и это меня возбуждало.
Элвин улыбнулся.
- Будь на ее месте Розалия, тебе весьма сложно было бы заставить ее мучиться по-настоящему. Моей сестре нравится, когда мужчины жестоки с ней.
- Я заметил. - Гай смущенно улыбнулся. - Как давно ты узнал об этом?
- Лет шесть назад. Однажды мы с Розалией отправились верхом в луга. День был теплый, высокая трава доходила лошадям до брюха. Мы скакали наперегонки, и Розалии почти удалось обогнать меня, когда ее лошадь вдруг споткнулась, и она, не удержавшись в седле, упала на землю. Испугавшись, что с ней могло что-то случиться, я спешился, распустил шнурки ее платья и, жалея, что у меня нет под рукой воды, чтобы привести ее в чувство, просто ударил ее по щеке. Она застонала и, подняв руки, обхватила меня за шею. "Еще, Элвин," - прошептала она. Изумленный, я дал ей еще одну пощечину, и тогда она буквально набросилась на меня. В тот раз она кончила почти сразу и призналась мне, что никогда прежде не испытывала такого острого наслаждения. С тех пор она иногда требовала, чтобы я избивал ее, прежде чем заняться со мной любовью. Может быть, виконт Брент привлек ее именно своей грубостью, хотя она часто жаловалась мне на него. - Герцог жестко усмехнулся. - Она утверждала, что он чересчур груб.
- Но тебе не доставляет особого удовольствия бить ее, - заметил Гай.
- Так и есть. Я не могу понять этого странного удовольствия...
Они засмеялись, потом герцог замолчал, задумчиво гладя плечи юноши. Порыв ветра, долетевший из окна, всколыхнул огоньки свечей.
- Обними меня, - прошептал Гай, и сильные руки Элвина крепко обвили его, согревая и успокаивая. В этом объятии не было страстного желания, а лишь мягкая спокойная нежность и бесконечная любовь. Как это прекрасно, потрясенно подумал Гай, что можно быть вместе, так близко, испытывать блаженство, просто прикасаясь друг к другу, глядя в глаза, слушая биение сердца...
Он тихо вздохнул. Кому мешала их любовь? Почему божеские и человеческие законы лишали их такого простого счастья? Он не мог понять этого, но знал, что ни с одной женщиной не сможет достичь подобного чувства.
Ветер гнал по свинцовому небу низкие тучи, и вскоре капли холодного дождя застучали по каменному подоконнику. Элвин закрыл глаза, и юноша тихонько поцеловал его губы, ловя его теплое, ровное дыхание.
- Доброй ночи, Элвин, - прошептал он.
Дни и ночи полетели для Гая стремительной чередой. Он был так поглощен любовью, что не замечал ничего и никого вокруг. Элвин стал для него всем миром. По утрам они выезжали на прогулку в парк, бились на мечах, затем обычно вместе обедали и разговаривали. После обеда герцог занимался делами, а Гай ждал его в своей комнате или в большой зале, беседуя с рыцарями, среди которых успел завоевать нескольких друзей. На людях он и Элвин никогда не показывали своих чувств друг к другу, и только оставшись наедине, отдавались своей страсти, пламя которой разгоралось все сильнее с каждым днем. Порой Гай со страхом думал, что случится, если вдруг они не смогут быть вместе, и ему начинало казаться, что без Элвина его жизнь кончится. А ночами в пылких объятиях герцога он забывал обо всем, задыхаясь от упоительного любовного восторга. Когда из Санвера вернулся старый Том, Гай едва удостоил его вниманием и рассеянно пробежал глазами письмо матери, сказав, что как-нибудь попозже напишет ей ответ. Том понимающе оглядел молодого хозяина и покачал головой: