- Какой же?
- Зная ваше усердие в борьбе с еретиками, я хотел бы испросить у вас разрешения стать орудием божьего правосудия. Мне жаль, что в Освальде нашли приют служители Черного Братства.
Аббат быстро осенил себя крестным знамением.
- Святая церковь безжалостна к этим гнусным еретикам, - сказал он. - Вам следует уничтожить их, вы правы. Я даю вам свое благословение и непременно пошлю двух достойных братьев... Когда вы намерены совершить это богоугодное дело?
- Все уже готово. Я ждал лишь вашего позволения, святой отец. Если вы не возражаете, я подожду, когда ваши люди соберут все необходимое.
Настоятель, поминутно меняясь в лице, поклонился. В ровном голосе герцога Освальда была такая решимость, что он не на шутку перепугался. Поистине, его сегодняшний посетитель был опаснее любого еретика. Он приказал двум монахам следовать за герцогом, захватив с собой распятия и бутылки со святой водой. Бормоча напутствия и благословения, настоятель проводил герцога и его спутников до ворот, а когда ворота закрылись за ними, снова перекрестился.
- Помоги боже этому человеку, - прошептал он.
Две кучи хвороста с торчащими над ними столбами громоздились во дворе герцогского замка. Рыцари, дамы и слуги с пугливым любопытством смотрели на них из открытых галерей, из окон, а более смелые подходили к сложенным веткам и обменивались напряженными шутками.
Герцог въехал во двор, как черная грозная тень, молча соскочил с седла и бросил лакею поводья. За ним следовали двое монахов в черных рясах, и, обернувшись к ним, Элвин Освальд коротко приказал:
- Исполняйте свой долг. - Затем, подозвав слуг, сказал. - Приведите осужденных.
Он чуть помедлил, глядя, как монахи, бормоча молитвы, окропляют сложенный хворост святой водой, потом повернулся и решительно зашагал к дверям донжона. Никто не смел не только задавать ему вопросы, но даже просто смотреть ему в глаза - таким смертельным, леденящим холодом веяло от него.
В коридоре, ведущем в главную залу, он столкнулся с толпой людей. Четверо слуг тащили под руки мужчину и женщину, а за ними следовали любопытные, боясь пропустить хоть одно слово или движение приговоренных к казни. Женщина плакала, мужчина выкрикивал проклятья. Остановившись в тени, герцог смотрел на них равнодушным, почти невидящим взглядом. Его руки сжались в кулаки - так сильно, что ногти до крови впились в ладони. Не говоря ни слова, он пошел дальше, направляясь в свою комнату.
Осужденных выволокли на широкий двор замка. Слуги принялись срывать с осужденных одежду, пока они не оказались на морозе в одном нижнем белье. Монах по очереди подошел к обоим и приложил к их губам распятие. Мужчина, засмеявшись, плюнул на деревянный крест. Женщина упала на колени.
- Рыцарь Освальда, виконт Роджер Брент, - возвысив голос, проговорил монах, - и леди Элен Райт! Вы обвиняетесь в ереси и преступлениях против господа нашего Иисуса Христа и будете сожжены без христианского погребения!
Элен заломила руки.
- Я ничего не сделала! - прокричала она, обращаясь к безмолвствующей, напряженно застывшей толпе. - Вы все знаете, что я добрая католичка!
Она подняла голову и встретилась глазами с бледным, одетым в черное человеком, холодно смотревшим на нее из окна восточной башни.
- Неужели мне не будет пощады? - взмолилась она. Ни единый мускул не дрогнул на лице Элвина Освальда, когда он сделал слугам знак начинать казнь.
Элен забилась в схвативших ее сильных руках. Ее зубы стучали от страха и от холода, сковавшего прикрытое лишь тонкой сорочкой худое тело.
- Гори, ведьма! - крикнул кто-то из толпы. - Огонь согреет тебя!
Роджер смеялся, злобно глядя на герцога. Он тоже пытался вырваться, но не мог противостоять силе четырех мужчин. Осужденных привязали к столбам, и монах в последний раз предложил им покаяться.
- Мне не в чем каяться! - выкрикнула Элен. - Пусть дьявол заберет душу нашего герцога!
Она разрыдалась, и одновременно два факела коснулись сухих веток под ее ногами. Хворост вспыхнул, и толпа отшатнулась назад с единым испуганным возгласом.
Роджер, высокомерно подняв голову, с презрением посмотрел на монаха.
- Прибереги свои молитвы для других, - сказал он. - Моя смерть - просто ошибка, но я счастлив, что отомстил за свое унижение при жизни.
Костер под его ногами разгорелся. Когда пламя стало лизать его ноги, Роджер вскинул голову, не обращая внимания на безумные вопли Элен, и закричал:
- Герцог Элвин Освальд, я проклинаю тебя именем Неназываемого, именем Черного Трона! Я ненавижу тебя и счастлив, что отправил в преисподнюю твоего любовника!
В толпе послышались изумленные возгласы, а Роджер продолжал:
- Посмотрите, кому вы служите! Наш герцог... Он был женщиной барона Гая. Они спали вместе... Он проклят тем самым богом, во славу которого поджаривает меня на костре!... - Огонь лизнул его ноги, поднялся выше, и гудящее пламя охватило его целиком. Он выкрикивал проклятия, пока они не перешли в бессмысленный жуткий вой.
Герцог застыл у окна. Его лицо - бледное, с лихорадочно блестящими глазами, - застыло как страшная маска, и две слезы медленно скатились по его щекам - мучительное воспоминание, напрасная клятва, последнее "прости"...
"Элвин, Элвин... Ты будешь жить. Ты найдешь в себе силы - так, как ты всегда находил их. Твоя душа темна, но как же велика мощь твоей воли, дающей тебе умение жить и хранить верность мертвецам... Я говорила тебе, что для таких, как ты, счастье невозможно. Видишь, я оказалась права, и твой синеглазый ангел недолго был с тобой. Ты так постарел за эти несколько дней. Я слышала, тебя теперь называют герцогом-монахом. Тебя боятся и говорят, что ты сошел с ума... Нет, это не так. Я хорошо знаю тебя. Ты найдешь себе ласкового послушного мальчика, слугу вроде Неда, и он поможет тебе хоть немного забыть Гая. Ну, а я... Падшая женщина, имевшая глупость и несчастье влюбиться в сказочного ангела... Гай. Мой дорогой Гай...Я никогда не смогу забыть тебя. Ты был единственным мужчиной, которого я действительно желала. Ты был так чист, так юн и прекрасен, что у меня сжималось сердце, когда ты обнимал меня... Как я хотела ребенка от тебя! Маленькое существо, несущее в себе твою кровь, частичку твоего тела... Но сегодня я поняла, что мои надежды не сбылись. Ты умер, и нет воскрешения, и где-то далеко отсюда твоя старенькая мать льет слезы на твоей могиле... Моя загубленная жизнь могла бы стать иной благодаря тебе. Ради тебя я готова была отказаться от всех мужчин и женщин на свете, ты был для меня путеводной звездой, на какое-то время озарившей мне путь из бездны... Все напрасно. Но теперь я уже не смогу стать прежней. Что ты сделал со мной, Гай? Что ты со мной сделал?..."
Она распахнула окно. Ледяной ветер взметнул льдистую поземку, закружил мириады крошечных искр, дохнул в разгоряченное лицо колючим морозом. Мертвые белые равнины простирались до самого горизонта, и клонящееся к закату солнце скользило по снегам холодными лучами.
"Возможно, ты видишь меня сейчас. Имеет ли для тебя значение, что я любила тебя? Ты любил моего брата, не замечая меня, а я, глупая, надеялась завоевать твое сердце... Чье горе тяжелее, Гай? Не вини меня, я не виновата, что полюбила. И если ты и правда видишь меня с небес, ты поймешь и не осудишь меня..."
Она выпрямилась, глядя прямо перед собой огромными, полными отчаяния глазами - вдаль, за горизонт, скрытый золотистой искрящейся дымкой. Ветер подхватил ее распущенные волосы, взметнул подол платья, - и она шагнула ему навстречу, широко раскинув руки, словно крылья. Мир стремительно рванулся навстречу, такой огромный и яркий, что у нее перехватило дыхание, а через мгновение солнце погасло для Розалии Освальд - навсегда.