Элвин уселся рядом с ним.
- Я могу без конца любоваться тобой, - проговорил он, и его черные глаза сверкнули. - Твое тело сводит меня с ума, твой голос ласкает мой слух, а твоя страсть приводит в исступление...
Он взял руку Гая и принялся целовать ее, потом прижал его ладонь к своему бедру. Гай понял. Охваченный горячим порывом, он приподнялся на ложе, глядя в полные нежности черные глаза.
- Возьми меня, Элвин.
Герцог прерывисто вздохнул, сжал его пальцы. Удивление и восторг вспыхнули в его взгляде, но тут же угасли.
- Мой ангел, - прошептал он. - Мой чистый ангел... Я не хочу заставлять тебя испытать эту боль. Мы можем сделать по-другому...
- Нет, Элвин. Любовь - всегда боль, правда? Я доставлю тебе радость, потому что люблю тебя. Для меня нет боли, если ты получишь наслаждение... Возьми меня. Люби меня как женщину, Элвин.
Герцог застонал. На его лице отразилась тяжелая внутренняя борьба, он обнял Гая, прижал его голову к своей груди, и юноша увидел, что он плачет.
- Я не должен, - прошептал Элвин, гладя его грудь. - Я проклинаю себя, свою плоть и ее желания...
- Не нужно, - ответил барон. - Ведь я люблю тебя.
Он сел и помог Элвину раздеться. Обнаженное смуглое тело герцога в красноватом свете свечей и камина казалось отлитым из бронзы. Элвин наклонился: пламенеющая страсть и глубокая печаль в его взгляде обожгли душу Гая. Обвив рукой шею герцога, юноша поцеловал его в губы и лег на живот.
Элвин принялся ласкать его - вначале несмело, легко касаясь его рук, спины, бедер, затем понемногу обретая уверенность и вкладывая в эти ласки весь жар сжигающего его желания. Его пальцы опускались все ниже, открывая Гаю новые ощущения. Он вновь почувствовал возбуждение, когда Элвин требовательно, но нежно сжал его ягодицы. А потом, когда герцог вошел в него, его пронзила резкая боль. Он невольно вскрикнул, и Элвин замер, сжимая его тело в объятиях.
- Моя любовь, - задыхаясь, прошептал герцог, - мой дорогой мальчик... Я не хотел... Прости меня...
Он гладил спину и бедра юноши, шепча ласковые слова, пытаясь успокоить, облегчить причиненную им боль, и постепенно Гай почувствовал, что боль уходит.
- Продолжай, Элвин, - попросил он. Герцог обнял его за талию и медленно, очень осторожно задвигался. Его руки скользнули ниже по животу Гая и стали ритмично ласкать его плоть. Барон застонал, невольно поддаваясь этим умелым, изощренным ласкам. Движения Элвина все ускорялись, он тоже стонал, и наконец с мучительным долгим вскриком выгнулся всем телом. Гай почувствовал, как семя герцога проникает в него горячей струей, и изумленный, задыхающийся, повернулся, чтобы увидеть его лицо. Выскользнув из него, герцог без сил упал рядом с ним на ложе, закрыв глаза. Гай склонился и поцеловал его пылающие губы.
- Тебе... было очень больно? - спросил Элвин, открывая глаза и с нежностью заглядывая ему в лицо.
- Нет. Я рад, что смог доставить тебе удовольствие.
- Это было несложно... - Герцог улыбнулся, и по его щеке скатилась слеза. - Я мог бы достигнуть вершины блаженства, просто глядя на тебя.
Приподнявшись, он взял со столика бокалы с вином.
- За тебя, мой первый рыцарь, - сказал он, неотрывно глядя на Гая.
- За тебя, мой герцог, - отозвался барон, подняв свой бокал. - За нас и за нашу любовь.
Вино было прозрачным, терпким, рубиново алым, словно кровь. Отставив пустой бокал, Элвин снова лег рядом с юношей. Гай, опершись на локоть, смотрел на твердую линию его щеки и красиво очерченный рот, затем поцеловал его в плечо.
- Как ты чист, Гай, - прошептал герцог. - Ты ангел, спустившийся на землю и по ошибке угодивший в хлев. Люди, которые всегда окружали меня, так мало похожи на людей... Ты неиспорчен, в тебе нет ни гордыни, ни зависти, ни лжи, ни порока. Мне кажется, что я недостоин тебя, что мое счастье - недозволенный плод, украдкой сорванный с райских ветвей.
Гай покачал головой.
- Я вовсе не ангел и не чужд обычных человеческих пороков. Во всяком случае, я любопытен. Знаешь, я всегда гадал, с кем из дам Освальда ты делишь ложе, - он улыбнулся. - И не находил достойной тебя. Ты необыкновенный человек, Элвин.
- Правда? - Улыбка герцога была горькой.
- Ты молод, красив и умен, да к тому же богат, а женщинам это нравится. Но я не думал, что ты...
- Что я не люблю женщин? Да, я их не люблю. Я могу спать с ними, но в этом нет настоящего чувства. Притворство, игра, обман... Я умею доводить женщину до исступления страсти, я научился распознавать, когда она действительно достигает наслаждения, а когда просто притворяется. Но любовь для меня имеет иное значение... - Он помолчал, глядя в темноту. - Что такое любовь, Гай? Только ли два тела, переплетенных на ложе?
- Это не любовь, - ответил юноша. - Люди не должны уподобляться животным.
- Это просто похоть, стремление удовлетворить желание плоти, и только. Любовь - иное. Верность, большая чем просто преданность и дружба, разговор двух сердец, бьющихся в лад... Я могу отдать все на свете ради счастья того, кого я люблю. Думать о тебе, надеяться, ждать, молить небеса о милости мимолетного взгляда, слова, прикосновения... Женщины не способны на высокие чувства, все их страдания и слезы - ложь.
- Из-за этого ты стал аскетом, - с улыбкой проговорил Гай.
- Я не аскет, - отозвался герцог. - Я всего лишь не могу позволить себе грязного распутства, уподобляясь моей сестре и большинству придворных. Выходит, сохранять чистоту души и тела в наше время опасно - можно прослыть монахом... Истинная любовь стала редкостью, а верность одному или одной вызывает недоумение и насмешки. Пусть так, но для меня иначе нельзя. Неважно, какого пола человек, которого любишь, за которого готов отдать жизнь... Просто этот человек для меня только один. Возможно, я развращен, но я не распутен.
Гай помолчал, не решаясь прямо задать вопрос, вертевшийся у него на языке, но герцог сам угадал его.
- Тебя интересует, почему я так хорошо знаю женщин? - спросил он. - И наверное, ты успел наслушаться сплетен о нас с Розалией.
- Это так, - смущенно кивнул Гай, - но не хотел верить в них до сегодняшнего вечера.
Элвин задумчиво положил руку ему на грудь и стал поглаживать ее, словно собираясь с мыслями и решая, что сказать.
- Все это правда, - проговорил он наконец. - Розалия - демон в обличье женщины, она способна совратить и святого. И я, ее брат, не исключение. Бог накажет меня за этот чудовищный грех, но возможно, он уже покарал меня слишком сурово...
- Значит, ты и Розалия... - Гай изумленно приподнял брови.
- Да, мы любовники, - просто ответил герцог. - Розалии двадцать шесть лет, мне двадцать восемь, и тринадцать из них я знаю ее как женщину.
Барон замер, пораженный.
- Да, мой мальчик, для тебя это звучит дико, но это так. Я люблю ее, только эта любовь не такая, какую я испытываю к тебе. Странная смесь похоти и презрения, и нас тянет друг к другу несмотря ни на что.
- Но вы оба были так молоды, когда... - начал барон и не смог заставить себя договорить.
- Когда это случилось? Розалия уже тогда прекрасно сознавала, что делает. Она росла взбалмошной девчонкой, и отец позволял ей все, потому что она была его любимицей, а наша мать умерла, когда Розалия еще не вышла из младенческого возраста. Моя сестра всегда любила покрасоваться перед мужчинами. Я помню, какое у нее было выражение лица, когда придворные смотрели в вырез ее слишком открытого платья. Взрослые мужчины останавливали на ней похотливые взгляды, и ей это нравилось... До тех пор, пока ее поведение не привело в ярость даже нашего отца. У него было достаточно своих забот, но не мог же он не замечать, что его дочь совсем не такая, какой должна быть девушка знатного рода! Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стали подслушанные им пересуды прислуги. Поэтому он решил поставить точку в судьбе Розалии, определив ее в монастырь.