Татьяна Шахматова, Татьяна Устинова, Анна и Сергей Литвиновы, Юлия Алейникова, Евгения Михайлова, Галина Романова, Инна Бачинская
Осенние детективные истории
Татьяна Шахматова
Лучшее время года для продажи квартиры
— Отвлечься?… Какое ценное и, главное, своевременное предложение!
Выражение лица собеседника хорошо знакомо Светлане. Они не виделись больше полугода, но modus operandi у Глеба прежний. «Очень смешно», — сказал бы он, если бы вообще посчитал нужным высказываться. Глеб стоит на коленях лицом к входной двери, скрючившись, как мальчик Микеланджело, и, наверное, считает лишним препираться в такой неоднозначной позе.
— Ладно. Я тебя отвлеку сейчас, — говорит она сквозь кривую усмешку. — Вот, к примеру, хочешь знать, какие вещи я поняла после тридцати?
Он полуборачивается и неопределенно крякает, что интерпретируется как приглашение к диалогу.
— Значит, так. Первое: спиртное не усиливает коммуникабельность. Второе: количество мужского внимания не зависит от высоты каблука. Третье: в жизни, как и в машине, самое удобное и безопасное место — водительское. Отвлекает?
Он перебрасывает вес тела на пятки, отталкивается, выпрямляется, демонстрируя высокий рост и неплохие пропорции, которые портит уже безоговорочно наметившийся живот. «Забросил сквош, опять подсел на фастфуд», — не без злорадства отмечает про себя Светлана.
Проходя мимо, Глеб усмехается ей в лицо:
— Беда в том, что, когда ты это поняла, у тебя уже был гастрит, плоскостопие и две разбитые тачки. Спасибо за эти ценные сведения, но я предлагал тебе отвлечься от разговора со мной. — Он что-то ищет в карманах куртки, но возвращается с пустыми руками.
— То есть попросту заткнуться? — интересуется Светлана с приторной вежливостью.
— Ты слишком стара, — в тон отвечает он.
— Что???
— Слишком стара, чтобы приходить к настолько глобальным выводам о жизни. Это удел семнадцатилеток.
Подача жесткая, удар с накатом, на грани хамства, но это ведь Глеб. Когда смотришь на таких, как он, надо снимать розовые очки, собирать в кулачок розовые сопли и не забывать о чувстве юмора. Он из тех самых детей-индиго восьмидесятых, умы которых воспитаны крепкой советской школой, а умение быть гибкими и даже местами эластичными приобреталось в бурные девяностые, которые не переломали, но и не озолотили, потому что у последних детей из поколения X и первых из поколения У в эти годы не было даже паспортов. Зато был доступ к спутниковому ТВ, зарубежной музыке и передачам Севы Новогородцева. Так что добавьте к списку полный скептицизма взгляд на вещи, особенно по отношению к настоящему, которое свойски-наивно смешивает патриотические цели, идеи личного обогащения, интеллект, секс и торговлю, — и получите Глеба Порфирьева собственной персоной. Обижаться на порфирьевский острый язык — ошибка смысла.
— А ты у нас типа старик Лао Бзды, который знает, как устроен этот мир! — парирует Светлана и моментально раскаивается, слыша нотки обиды в собственном голосе и понимая, что надо было промолчать.
Довольная улыбка Глеба подтверждает, что хорошая мысля в этот раз действительно плелась опосля. Тренер по сквошу называет такие удары по воздуху вслед уже пролетевшему мячу догоняшками. «Опоздашка-догоняшка» — их бывший тренер из другого поколения: эмпатичное и эмоциональное дитя конца девяностых, эдакий вечный пупсик, всегда на позитиве. Светлана с Глебом месяца два звали его между собой «голубой устрицей», до того дня, как тот позвонил и отменил занятие, потому что у него разом слегли с гриппом и жена, и ребенок. Впрочем, тайная кличка тренера уже приросла намертво.
Светлана машет Глебу рукой, мол, все равно, и скрывается в кухне.
— Не нервничай так, я его вижу, сейчас вытащу! — кричит ей вслед Глеб, возвращается к двери и снова вступает в интимный диалог с замочной скважиной, пытаясь подсвечивать сам себе телефоном.
— Света!.. Свеееет…
Она выходит на зов, останавливается в дверях и смотрит ему в спину со смесью жалости и раздражения.
— Дай мне луч света в этом темном царстве, Светлана!
Молодая женщина закатывает глаза и преувеличенно тяжело вздыхает, но забирает телефон с его раскрытой ладони.
— Давай-давай, принцесса, не пыхти! Такое иногда случается — ключи застревают в замках. Это жизнь.
— Тридцать четыре года живу на свете, и со мной такое впервые, — парирует она, протискивается между сидящим на корточках мужчиной и встроенным шкафом-купе, освещает светлый, начинающий лысеть затылок и направляет луч в скважину. Пролезая, она жалеет, что не сняла туфли: и здесь без каблуков было бы удобнее.