Выбрать главу

Мама уже была дома, когда Кешка явился. Узелок он оставил у Симы, чтобы избежать расспросов.

В квартире чувствовалось оживление. Девчонка Анечка бегала по коридору с мохнатым полотенцем. Она приплясывала и пела:

– Кешка, Кешка, мой папа приехал, э!..

– Толя, познакомься, вот наш главный сосед! – крикнула старушка в ванную.

Оттуда вышел белоголовый мужчина с синими, как у Анечки, глазами. Он взял полотенце, вытер руки.

– Здравствуй.

– Здравствуйте – ответил Кешка и вяло пожал протянутую ему руку.

Старушка и девчонка ничего не заметили, а мужчина осторожно спросил:

– Подрался, может?.. Или что?..

– Подрался…

Кешка, не снимая пальто, протопал в комнату и сунулся лицом в свою верную оттоманку. Кто-то тяжелый сел рядом с ним. Кешка плотнее забился в угол оттоманки. Человек сидел молча, потом тихо поднялся, ушел.

Анечкин отец наполнил квартиру деловитостью и весельем. В квартире постоянно толпились геологи. Они приносили материалы разведок, образцы, доклады, оглушали рассказами о своем «железном» Севере. Мама теперь часто бывала у соседей, помогала Анечкиному отцу проверять какие-то расчеты. А Кешка целыми днями пропадал во дворе.

Весна развернулась, окрепла и незаметно уступила город лету, нежаркому, ленинградскому, но все-таки лету. Ребята со двора разъехались по дачам. Уехал и Кешка. Уехал он в пионерский лагерь сразу на три смены. Мама принесла из завкома путевки.

– Вот, Кешка, поживешь в лагере, поправишься, окрепнешь.

Лето было дождливым, но веселым. И мама приезжала в родительские дни тоже очень веселая, какая-то улыбчивая, какой он не видел ее уже давно.

Дни иногда тянутся долго, а сроки приходят незаметно. Подошел срок и лагерю уезжать в город.

Мама Кешку на вокзале не встретила. Всех ребят разобрали, а он и дожидаться не стал. Сел на трамвай и покатил домой.

Открыла ему девчонка Анечка.

– Лохматый-то, – сказала она ему, – грязный…

Кешка молча прошел в свою комнату, сбросил рюкзак, сандалии. На небольшом столике, где Кешка готовил уроки, лежали стопки чистых тетрадей и новые учебники. Еще на столе лежал синий конверт с иностранной маркой. От Ивана Николаевича!.. Кешка схватил письмо, сунул его под майку и так заволновался, что побежал на кухню мыть руки. Письмо он хотел прочитать в одиночестве, неторопливо. Он все время прижимал его локтем.

Кешка вытерся кухонным полотенцем и стал разогревать обнаруженные в кастрюле макароны.

– Масло-то положи, – сказала ему девчонка Анечка. Она вошла в кухню, как ее бабушка, в теплом платке.

Кешка не ответил. Тогда она взяла масло из своей масленки и положила его на сковородку.

– Ты чего мне своего суешь?.. Очень надо! – возмутился Кешка. – Где моя мама?..

Девчонка села на табурет и, глядя на стену, пробормотала:

– Дикарь, они тебя встречать поехали. Они поженились.

– Чего? – надвинулся на нее Кешка.

– Поженились, говорю… мой папа и твоя мама.

Макароны горели. Кухня наполнялась смрадом. А Кешка сидел не двигаясь, прижав к голому боку синий конверт.

Петухи

Шёл по улице петух – перья белые. «Я на свете самый красивый петух», – думал петух и собой любовался.

Шёл навстречу белому петуху другой петух – перья пёстрые. «Я на свете самый красивый петух», – думал пёстрый петух и тоже сам собой любовался.

Увидели петухи друг друга и тут же сделали вид, что друг друга не видят. Головы кверху задрали, вроде небом интересуются. Идут по траве, в небо смотрят, перьями встряхивают – красуются. С каждым шагом всё ближе сближаются. А как сблизились грудь в грудь – глянули друг другу глаза в глаза.

– Ты кто такой? Почему тут ходишь? – спросил белый петух.

– А ты кто такой? Ты почему тут ходишь? – спросил пёстрый петух.

– Где хочу, там и хожу, – сказал белый петух.

– И я где хочу, там и хожу, – сказал пёстрый петух.

Белый петух подбоченился, крылья приопустил, хвост распушил.

– Видал, какой я красивый. Какой белоснежный. А ты – хромая ворона. С моей точки зрения.

Пёстрый петух тоже хвост распушил, грудь выпятил, крылья в стороны растопырил.

– Да против тебя я павлин. А ты воробей в извёстке. С моей точки зрения.

– Нет, я красивый!

– Нет, я красивый!

И… РАЗОДРАЛИСЬ.

Перья в разные стороны: белые, пёстрые – пёстрые, белые…

Под забором в тени лопухов лежала свинья. Жевала свинья цветок ромашку. Длинными ресницами подрагивала. Нос-пятачок морщила. Это она от радости делала. А радость ее неподалёку находилась, возле лужи – девять розовых поросят.

«Какие они у меня славные, – думала свинья. – Какие чистоплотные. Сейчас в лужу залезут, в грязи вываляются, а потом высохнут, о забор бока почешут». Навернулись у неё на глазах слёзы от восторга. Думает свинья: «Кошки шерсть языком вылизывают, куры в пыли купаются, утки и собаки в воде, а мы, свиньи, в грязи. Хорошие у меня поросята – умные. Вон какие резвые, здоровые. Вон какие дружные. Хорошие из них свиньи вырастут. Большие. Прекрасные свиньи. Чудесные свиньи. Из моих поросят настоящие свиньи вырастут. Уж я постараюсь».