Пошел вон, - с отвращением проговорил Дайран, поднимая дубину.
Капитан… – Юхан медленно приближался, и глаза его светились недобрым светом. – Не дури. А то я ведь и написать про тебя могу… кое-что.
Испугал…
И пойдешь ты не в родимую столицу, а обратно… щи сапогом хлебать… оно тебе надо? – Юхан осторожно подходил к нему…
Пошел вон, - повторил Дайран.
В этот момент монах прыгнул… и через мгновение отлетел назад, кувыркнувшись через голову, зарылся лицом в траву. Дернулся несколько раз – и затих. Навалилась тишина.
Дайран несколько секунд тупо смотрел на него. Подошел, тронул носком сапога.
Вставай, что ли… эй, слышь…
Наклонился, тронул за плечо, перевернул. С воскового лица на него смотрели широко раскрытые глаза, в которых не было жизни.
Черт, - потерянно прошептал Дайран. – Я не хотел… Не рассчитал…
Солнце медленно садилось, и в его неярком свете все казалось нереальным… словно несколько минут назад здесь была – правда, а теперь вот - сон. Дайран помотал головой и опустился рядом.
Черт… - еще раз пробормотал он.
Сзади донесся шорох и негромкий голос:
Господин офицер… вы последуете его примеру или я уже могу встать?
Девушка пыталась подняться, но не могла распутать замотанную вокруг колеса цепь, удерживающую ее руки над головой. Дайран медленно повернулся, пару секунд смотрел на нее – устало, она же – с вызовом и беспомощно. Потом подошел, распутал железные звенья, поднял пленницу на ноги, поставил…
Жива?
Она кивнула. Лицо ее было вымазано в грязи, но глаза, к удивлению Дайрана, оставались сухими. Он-то думал, что девчонку развезет едва ли не в хлам, но она не только не рыдала, захлебываясь, но и, кажется, не утратила способности соображать. Очень аккуратно отряхнула от пыли и сосновых иголок юбку, подошла, наклонилась над монахом, тронула его за руку.
Насмерть…
Откуда ты знаешь? – глупо спросил Дайран.
Знаю… Я видела… - Девушка отвернулась от него, посмотрела куда-то в небо. Губы ее едва заметно шевельнулись.
Несколько секунд они стояли молча. На Дайрана навалилось какое-то тупое оцепенение. Только ручеек так мирно журчал рядом, словно и не было ничего…
Но, хочешь не хочешь, пришлось двигаться. Хоронить погибшего; разводить костер; думать о том, что делать дальше. Дайран взял пленницу за плечи, развернул в сторону ручья.
Иди умойся… На чучело похожа.
Все так же спокойно и равнодушно она кивнула, отошла к скале, под которой ручеек образовывал небольшую впадину. В стремительно сгущающихся сумерках виден был только ее тонкий силуэт, странно неподвижный. Дайран возился с костром, не забывая в ту сторону поглядывать; потом не выдержал. Подошел. Девушка стояла на коленях, опустив руки в ледяную воду, по щекам ее ручьями бежали слезы, а плечи содрогались от сдавленных рыданий.
Ну вот… - пробормотал храбрый капитан Ойолла, не выносивший женских слез. – Ну что ты…
Как ее успокоить, он не знал. Да и стоило ли успокаивать? Дайран понимал, что с этими слезами прорвались, наконец, боль, ужас, отчаяние – все, что пленница старательно скрывала под маской безразличия… Гордость тоже не бесконечна. Ему, солдату, самому хотелось завыть от глупости и бессмысленности происшедшего, а тут еще с девчонкой возиться. Он тронул девушку за плечи:
Вставай… пойдем к костру. Не сиди в воде, холодно, простудишься…
Уже совсем стемнело, только на западе еще догорали облака. Дайран подвел пленницу к костру, усадил на поваленное бревно, порывшись в мешке, бросил ей свое полотенце, а сам занялся дровами. Спросил, не поворачивая головы:
Как тебя все-таки зовут?
И после паузы услышал:
Зови меня Регда…
Странное имя, - с ноткой удивления сказал Дайран.
Это не имя, - голос ее был вроде бы безразличным, но всхлипы еще прорывались. - Скорее прозвище...
И что означает?
Девушка не ответила.
Как имя, Дайран допытываться не стал. Сразу ясно, что не скажет.
Не плачь, - попросил Дайран очень мягко. И вырвалось, словно само собой. – Слезами не поможешь…
Да я и не плачу уже, - отозвалась она, по-детски шмыгнув носом. – Так… просто… руки болят…
Огонь разгорелся наконец - занялись толстые сучья. Уже совсем стемнело, но это не пугало. Есть огонь, будет тепло… сейчас согреть воды в котелке… а потом – свалиться хоть прямо тут наземь и спать, спать. Дайран выпрямился, блаженно потянувшись, подошел к Регде, так и сидевшей неподвижно.
Покажи, что с руками, - попросил так же мягко. Взял ее маленькие ладони в свои, сдвинул, насколько мог, браслеты кандалов вверх, посмотрел. Покачал головой. – Где тебя так?
Сопротивляясь при аресте, она рассадила левое запястье - чем, уже не помнит. Ранка была неглубокой – так, царапина, и могла бы затянуться, если бы не кандалы. Браслеты наручников превратили царапину в открытую рану. Регда пыталась замотать руку обрывком рубашки – не получилось. Ну, а возня нынешнего вечера еще добавила… На правом запястье тоже проступали сине-багровые полосы.
Все ясно, - сумрачно проронил Дайран и пошел в карету.
Он рылся в своем мешке, отыскивая бинт и целебную мазь, что на всякий случай сунул ему на прощание Брен, и думал, что нарушает инструкцию. Кандалы с пленницы не полагалось снимать ни при каких обстоятельствах. И что если она начнет колдовать – вот прямо сейчас, или – того хуже! – решит сбежать, то головы ему не сносить, это точно. Впрочем, головы ему и так не сносить – за Юхана. Идиотская ситуация…
Завязав мешок, Дайран деловито и сосредоточенно занялся костром. Дождался, пока согреется вода, часть перелил в свою кружку, из оставшейся быстро соорудил похлебку – Регда, как обычно, и не пыталась ему помогать, сидела, молча глядя в огонь, - нарезал хлеб, но разливать варево по чашкам не стал. Взял девушку за локоть, потянул поближе к огню.
Сядь-ка сюда… - и кожей ощущал ее удивленный взгляд, пока возился с ключом и замком кандалов.
Хмуро процедил:
Очень надеюсь, что ты не станешь делать глупости. Протяни руку…
Регда не проронила ни звука, пока он промывал рану, смазывал и бинтовал опухшее запястье. Только раз сдавленно застонала и инстинктивно потянула руку, но Дайран, не прекращая работы, попросил тихонько:
Потерпи… чуть-чуть осталось…
Она смотрела, не отрываясь, на склонившегося над ее руками высокого офицера в чужой форме, и лицо ее было бесстрастным, но в глазах плясали язычки пламени.
Дай вторую… на всякий случай.
Как тебя зовут, офицер? – спросила Регда негромко.
Дайран Ойолла.
Спасибо тебе… - помедлив, проговорила она.
Не за что, - отозвался он, выпрямляясь. – Все. Завтра утром еще раз перевяжу. Ну, а теперь давай обратно… прости, иначе нельзя.
Дайран… - она запнулась. – Прошу тебя… позволь мне умыться и волосы расчесать. – Улыбнулась тихонько: - Я, сам видишь, уже на чучело похожа, а кандалы мешают…
Он прямо и резко посмотрел ей в глаза.
Послушай… Ты сама знаешь, что мне это запрещено. И я надеюсь, что ты все понимаешь и не станешь колдовать прямо здесь…
Не станешь – что? – удивленно перебила девушка.
Колдовать... ну, ты же из лесных…, - угрюмо буркнул Дайран.
Регда захохотала вдруг.
Ты что же, веришь в то, что лесные люди боятся железа? И что они колдуны? И ты поэтому… тебе монах напел, да? Что с меня кандалы не снимать? Ой, Дайран… - она, просмеявшись, отдышалась. – Прости. Ты в это веришь, да? Ерунда это все. Сказки старых бабушек. Не колдунья я ни разу. Человек, такой же, как ты. Ну, честное слово.
И крещеная? – Дайран понимал, что говорит чушь, но остановиться не мог.
Конечно, - Регда посерьезнела, расстегнула ворот, вытащила маленький крестик на тонкой цепочке. – Вот…
Извини, - угрюмо проговорил он. – Но откуда же я знал?
Ладно, ладно. Но я правда не колдунья…
А что из лесных – тоже правда?
Ну… да… наверное, так нас называют…
… Она расчесывала густые, длинные темные волосы, а Дайран сидел рядом и смотрел на нее. Пряди в свете костра отливали рыжиной, а лицо девушки было таким светлым и домашним, что капитану вспомнилась мать. Она любила возиться с волосами маленькой дочки, а Дайран, восьмилетний, любил смотреть на это. У сестренки волосы такие же, с тем же медным отливом…