— Куда собираешься? — поинтересовался вошедший в спальню муж и бросил пиджак на стул. — Устал страшно сегодня.
— В театр с девчонками, — спокойно ответила Светлана, продолжая крутиться перед зеркалом.
— А-а-а, — муж взглянул на нее повнимательнее. — Новое?
— Нет, Лариса дала на сегодняшний вечер, — пошутила Светлана. С Ларисой они были не только разного размера, но и разного роста.
— Я так сразу и понял. Красивое, но не в твоем стиле, — глубокомысленно заметил Николай. — Знаешь, клетчатое, которое ты сама в прошлом году шила, мне больше нравится. Это очень уж нарядное, как на свадьбу. Кстати, а где мои треники? Сегодня матч с канадцами.
Светлана внимательно выслушала его замечания и, проанализировав, пришла к выводу, что ее это уже не трогает, не волнует и даже не раздражает. Ей стало все равно.
— Посмотри в ванной, я вроде их в машинку положила, — взяв сумочку, она вышла из спальни. Ей было некогда искать треники, сегодня она шла в оперу.
Уверенная, что муж уже уселся перед телевизором, Светлана выпорхнула из дома. Водитель предупредительно распахнул дверцу машины, она села, так и не увидев, что у окна за шторами притаился Николай, наблюдая за ней из своего укрытия.
Мужчина, вышедший из вылизанного до блеска автомобиля и открывший Светлане дверцу, был молодой, коротко стриженный, в костюме. Тянул явно на охранника или шофера. Была ли внутри машины Лариса, как ни старался Николай, с высоты разглядеть не представлялось возможности. То, что подруга жены из обычной разведенной тетки превратилась в даму неопределенного возраста, раздражало его, в этом он усматривал опасность для своего удобного брака. Николай был хорошим человеком, прекрасным другом, замечательным отцом, но плохеньким мужем. Он любил жену, но она раздражала своими журнально-психологическими идеями о спасении брака. Постоянно теребила, напрягала то походами, то театрами, то книжками, то фильмами, пытаясь раздуть какую-то символическую свечу их отношений. Николай же считал, что живут они нормально, как большинство. Спят вместе, правда, редко, Светка говорит, что Новый год бывает чаще, но раз в месяц он подходит к делу с настроением, делает по желанию, а не как в других семьях — каждую неделю, но как на партсобрании: отчитался, галочка в семейном журнале. Неужели так трудно понять, что ему нравится проводить отпуск спокойно, а не скакать диким кенгуру по развалинам. Пора о душе подумать, а она все развивается.
Николай со злостью дернул занавески. Карниз глухо крякнул и, подавшись вниз, повис.
— Пап, у вас с мамой что, климакс отношений?
Николай вздрогнул.
— Слушай, умник, — обратился он к неслышно подошедшему сзади сыну, досадливо косясь на грозящие обрушением ненавистные шторы, — Тараса Бульбу читал? Так вот, если не хочешь закончить так же грустно, принеси стремянку. Я наверх полэзу, — сказал он, зачем-то подражая грузинскому акценту, подняв палец к потолку.
— Каску не надо? — спросил Илья, через пару минут вернувшись с раскладной лестницей.
Николай бросил на него уничтожающий взгляд.
— Пока я буду заниматься домашней работой, так сказать, выполнять обязанности мужчины, сбегай в магазин. Сегодня же матч, забыл? А пивко ты все с друзьями вылакал, двоечник. И нечего морду кривить, диплом получишь, станешь большим начальником, будешь отца кормить, тогда он будет для тебя за пивом бегать.
Градус настроения поднялся в предчувствии хорошего вечера. Николай считал, что с сыном ему повезло. Полная гармония и взаимопонимание.
И тут вырубили свет. Надеясь на чудо, Николай пощелкал выключателями, затем выглянул на лестницу, пытаясь определить размеры непредвиденного бедствия. По подъезду разносился гул открываемых и захлопываемых дверей. Хозяйки нервничали, прикидывая, как скоро разморозятся холодильники. Мужчины не могли насладиться заслуженным лежанием на диване, болельщики проклинали ЖЭК, министра энергетики, правительство, не способных обеспечить народ электричеством в такой ответственный момент. Николай засуетился, понимая, что до матча остается минут двадцать. В панике бегая из квартиры на лестничную клетку, он мучился вопросом Чернышевского «что делать?».