— Она уже есть!
— Я так и думал.
— Плохо только, что еще не ясен конец…
— Неужели не ясен?
— Увы, нет. А вам?
— Мне он был ясен с самого начала, с момента «поднятия занавеса».
— А… а может быть, вы скажете мне…
— Ни в коем случае! Поскольку вы не догадались сразу, будет лучше, если вы узнаете о нем так же, как ваши будущие зрители, в финале. А сейчас — антракт!
— Вы считаете, что в пьесе здесь должен наступить перерыв?
— Мне кажется, что композиция именно так и складывается.
— Как? И вы думали о композиции?
— Э, нет, просто сейчас мы, похоже, находимся в середине следствия.
— Похоже?
— Ну, как вам сказать? Все-таки это живые люди, всегда возможны неожиданности…
— Живые… и один мертвый.
Меня удивил быстрый взгляд инспектора, брошенный на меня, в нем таилась какая-то странная усмешка.
— Да, к сожалению. Но порой мертвые оказываются живее живых. Так что, даже зная конец, я оставляю известный резерв для невероятного…
Инспектор сделал несколько шагов молча.
— Вы одобряете мой метод? — вдруг, резко повернувшись ко мне, спросил он.
— Ваш метод?
— Но как же вы будете писать пьесу, если до сих пор не уловили самого важного — метода расследования?
— А разве есть действительно разные методы? Разве это не литературная выдумка?
— Ничуть. Конечно, есть! Десять человек ведут машину, играют в шахматы, пишут пьесы, то есть делают одно и то же дело, и все по-разному, у каждого свой метод! Вы ведь наверняка знаете о методе знаменитого Шерлока Холмса?
— Разумеется! В юности я прочел всего Конан Дойла — от корки до корки, все детективы моего любимого Эдгара По, романы Агаты Кристи, Герберта Уэллса…
— И каков же был метод Холмса?
— По-моему, он назывался дедуктивным… Дедуктивный метод мышления и логический синтез. Он раскрывал преступления путем логических построений, размышлений, рассуждений, производил всякого рода химические и другие анализы на уровне науки его времени… Верно?
— Вот это здорово! Вы меня просто удивили — ответ весьма точный!
— Все очень просто. Я знал, что мне предстоит встреча с вами, и снова многое перечитал. В общем, подготовился…
— Один-ноль в вашу пользу! Так каков же мой метод?
— Он, очевидно, отличается от метода Холмса?
— Ну, как сказать. Есть кое-что общее. В принципе как бы ни писали авторы детективов, они непременно что-то заимствуют у создателей жанра, а это, бесспорно, Эдгар По и Конан Дойл. Итак, повторяю свой вопрос: в чем состоит мой метод?
— В чем, в чем… Не знаю. Один-один.
— Знаю, что не знаете. Так вот, мой метод — это капкан, западня.
— А что это значит?
— Это очень забавный метод. И кстати, чрезвычайно пригодный для создания пьес. Его часто использует Агата Кристи.
— Ах, вот что… Да, я несколько раз смотрел «Мышеловку».
— При всем том гарантирую, что ваша пьеса будет выглядеть совершенно иначе.
— Надеюсь…
— Так вот, суть моего метода расследования — разумеется, когда попадается интересный, запутанный, трудный случай, — заключается в том, что я вроде бы не веду следствие, а только ставлю капкан для возможных убийц или лиц, совершивших другое тяжкое преступление. Таким образом я заставляю их самих вести расследование собственных преступлений.
— Весьма остроумно! А сейчас… уже поставлен капкан?
— Само собой! Разве вы его не видите?
— Нет.
— А я думал, вы все поняли и увидели этот капкан, который я тщательно закамуфлировал, и теперь жду, когда виновный угодит в него…
— Вы уже знаете, кто он?
— Почти.
— А он?
— Думаю, тоже догадывается, что я его подозреваю.
— «Его» или «ее»?
— Ну-ка без мелких хитростей! И, пожалуйста, соблюдайте правила игры!
— Прошу прощения.
— Так и быть, прощаю. Однако теперь надо сделать ряд чрезвычайно важных дел — собственно, ради этого я и прервал допрос…
— А я-то думал, что вы сделали перерыв ради меня и ради пьесы. Выходит, вы и для меня вырыли яму, в которую я угодил…
— Ну что вы. А если серьезно, то виновный, заметив «капкан», может попытаться бежать. В таком случае мы должны ему помешать.
— Разве есть опасность побега?
— Несомненно! Наш виновный ужасный наглец.
— А вы не преувеличиваете? Не заговорил ли в вас профессиональный инстинкт гончей, если можно так выразиться?
— Наоборот, я считаю, что в данном случае веду себя чересчур доверчиво. Впрочем, это тоже одна из сторон моего метода…
— Любопытно, кто, по-вашему, способен скорее терять совесть — мужчины или женщины?
— Женщины, если дойдут до предела отчаяния и страха.
— А кто из наших подопечных находится у этого предела?
— Все! Или почти все. Как вы предполагаете строить пьесу?
— Буду, по примеру Шерлока Холмса, шаг за шагом придерживаться фактов. Большинство реплик я запомнил и дословно «перепишу».
— Очень хорошо!
— Кроме того, логика композиции подсказывает, что некоторые показания нужно дать не в форме прямой речи — рассказа. Их нужно сыграть. Событие, о котором пойдет речь, можно подать в виде воспоминаний, реминисценций и так далее. Пусть артисты, в том числе и тот, кто будет играть подозреваемого, покажут нам, как именно все это происходило. И еще. Может быть, некоторые события надо осветить с разных точек зрения — чтобы мы увидели их так, как нам хотят представить их разные «действующие лица», когда они пытаются убедить нас в чем-то, навязать свой взгляд на вещи…
— Значит, я так понимаю, некоторые из них будут заведомо лгать…
— Да, особенно вначале.
— Ладно! Все правильно! А теперь пошли в управление и посмотрим, какие сведения собрали для нас мои ребята.
— Сведения!
— Разумеется. Следствие всегда ведется по нескольким линиям. Я должен знать как можно больше о людях, которых допрашивают.
— Чтобы иметь преимущества перед ними — больше карт в игре?
— Именно! Кроме того, надо отдать распоряжение немедленно блокировать все «выходы» — аэродромы, вокзалы, шоссе, пограничные пункты…
— Вы предполагаете, что положение настолько серьезно?
— Очень серьезно. Совершено убийство. И у меня есть все основания предполагать, что бегство подготовлено давно.
— «Братишка», который собрался уезжать, да?
— Пусть это будет ваша версия. Вообще вам и вашей пьесе очень повезло: мы встретились не со слабыми людьми. А у действующих лиц художественных произведений должны быть сильные характеры.
— А у инспектора? У него тоже должен быть сильный характер?
— Безусловно! Слабый человек не может быть следователем, или, по терминологии Конан Дойла, детективом. Обычно, чтобы стать чем-то или кем-то, даже «образцовым» преступником, человек должен обладать характером, уметь действовать последовательно, быть, если хотите, фанатиком. Кто, по-вашему, подходит под такое определение среди наших героев?
— Кто? Дайте подумать… Имеются в виду и положительные герои?
— Конечно.
— Так… Отец, мать, особенно Любен, «братишка»…
— А Анна? Почему вы про нее забыли?
— А что вы думаете о Юлии?
— Я думаю вот что: если за первым последует второе убийство, то жертвой может стать Юлия…
— Жертвой? Юлия? Тогда зачем же вы оставили ее среди них?!
— Ну, я надеюсь, до этого не дойдет, а кроме того, это тоже капкан, дорогой автор! Капкан…
Было около двенадцати, когда мы уходили, приближалось время обеда. Пересекая бульвар Витоши, инспектор вдруг «сообразил», что здесь поблизости находится столовая их ведомства, и предложил мне зайти с ним туда.
— Вряд ли нам будет до еды, когда вернемся, — пояснил он. — Кроме того, события могут принять такой трагический оборот, что даже двое здоровых мужиков, вроде нас, лишатся аппетита.
Мне хотелось напомнить ему, что «задержанные» тоже голодны, но я прикусил язык, подумав, что в такой квартире наверняка постепенно готовят вкусную еду и запасов там достаточно. Правда, сейчас вряд ли они вспомнят о еде…
Нам принесли суп, жареное мясо с салатом и десерт. Пирин ел с видимым удовольствием, это раздражало, но он и меня заставил взять все три блюда и съесть их. В довершение нам принесли чудесное холодное пиво, а потом кофе. Похоже, Пирин пользовался расположением официанток. И тут за кофе я понял, что он нарочно медлит, что это тоже деталь его метода. Hepвы у этих людей натянуты до предела. Если он заставит их еще немного поволноваться, это совсем не повредит следствию…