— Спасибо, драный жареный кроль. Твой подарок будет очень кстати!
И достал из трельяжа подарок Фила — отделанную великолепной резьбой кедровую палку для грызения. Фил преподнес ее на встрече Совета Грызунов несколько дней назад. Эта палка была то, что надо! Она отлично выглядела, она приятно лежала в лапах, она будет великолепно грызться, а запах... ах, белая, такая упругая и приятная на вкус древесина кедра...
Сунув палку в ременную петлю на поясе — словно шпагу в ножны, Чарльз положил свиток пергамента во внутренний карман камзола и, подхватив розу, вышел в холл.
Он шел по Цитадели, гордо подняв голову, распушив аккуратно расчесанные усы-вибриссы, расправив плечи, и его глаза сияли. Пройдя под увитой плющом аркой, потом вверх и вниз по каменному мостику, ведущему к воротам в южную секцию Главного комплекса, он с наслаждением вдохнул живые запахи вечера — аромат цветов, земли, еще теплой, нагретой лучами заходящего солнца...
Подойдя к очередной двери, взглянул вверх — небо уже чуточку окрасилось предзакатным багрянцем, кучевые облака висели, как кипы розово-алой сахарной ваты, а легкий ветерок чуть шевелил их обвисшие бока...
«Вечер будет великолепным!» — подумал Чарльз, вновь заходя под каменные своды Главного здания.
И вот, миновав коридоры и лестницы, арки и пандусы, Маттиас остановился у комнаты с меньшим, чем обычно дверным проемом. Остановился, глубоко вздохнул, еще удар сердца посмотрел на мигающие под дверью отсветы, спрятал за спину розу... И постучал.
Послышался шорох торопливых шагов и постукивание когтей, когда хозяйка маленькой комнаты поспешила к двери. Она чуть приоткрыла дверь и удивленно взглянула на роскошный наряд визитера. Потом удивление сменилось легкой досадой — ее собственным непрезентабельным одеянием — а потом улыбкой.
— О, Чарльз, что ты здесь делаешь? — спросила леди Кимберли, рефлекторно покусывая собственную лапу. Похоже, она все еще не привыкла пользоваться палкой для грызения так часто, как требуется грызуну. Возможно, она считала это занятие унизительным... Или неприличным... Хм...
— Я пришел сюда, чтобы увидеть вас леди Кимберли! — Маттиас вынул из-за спины розу и с поклоном протянул ей.
Склонив голову, он застыл на месте, глядя на ее ноги... Как и большинство крыс она ходила босиком — из-за острых и неубирающихся когтей. Правда, другие крысы не ухаживали за ногами и когтями столь тщательно...
Она слегка отступила назад, удивленная и может быть даже чуточку напуганная интимностью подобного жеста. Тем не менее, почти тут же Чарльз почувствовал тяжесть ее лапы, и услышал, как у нее перехватило дыхание.
Он улыбнулся, блеснув глазами, а леди Кимберли бережно осмотрела розу, вдохнула притягательный аромат и даже коснулась ее усами-вибриссами. Ее глаза подернулись легкой дымкой воспоминаний... но потом вдруг заблестели и она улыбнулась:
— О, Чарльз, спасибо! Вы такой милый.
Она шагнула вперед, наклонилась, крепко обняла его и поцеловала. Ошеломленный Маттиас замер... Его сердце радостно затрепетало, душа воспарила куда-то в высь. Ах, если бы...
Но Кимберли уже ушла в комнату, она как раз ставила глиняную бутылку с розой на каминную полку — напротив канделябра с тремя свечами.
Прибыв в Цитадель, она попросила и получила комнату с окном и камином — из внешнего пояса жилых комнат. В комнате Чарльза, находившейся во внутреннем поясе, камин отсутствовал, а окно было, но оно было мутное и находилось... в потолке. Каким образом дневной свет мог попасть в такие окна сквозь монолитные каменные полы верхних этажей и крышу, не смог объяснить даже Магус, все попытки открыть их ни к чему не привели, а разбивать стекло стоившее как иной особняк в деревне, разумеется, никто не рискнул. В принципе, зимой в таких комнатах хватало теплых полов — обогреваемых магическим сердцем Цитадели. Но в самые морозы все же приходилось одеваться потеплее. Особенно ночью.
Чарльз не стал входить следом, он встал у порога и смотрел, как леди Кимберли поместила розу на каминную полку. Он был совсем не против подождать... и понаблюдать...
Еще раз поправив бутылку и смахнув несуществующую пылинку с полки, Кимберли вернулась к двери:
— Она прекрасна. Спасибо.
— Я рад что вам понравилось, — Чарльз смущенно наклонил голову и замер, не зная, как сказать то, что собирался. Все тщательно подготовленные слова вылетели у него из головы, и он стоял в дверях как... как Мишель. Стоял и смотрел под ноги... Однако же уйти, оставив ее вот так в дверях, он не мог, и наконец, решился:
— Вы не хотите прогуляться, моя леди? Пока еще стоят теплые ночи, можно было бы посмотреть закат. И я хотел бы, показать вам мое любимое место, там удобно и очень красиво...
Она легонько улыбнулась и, приложив палец к его губам, шепнула на ухо:
— Тс-с-с. Отвернись и немного подожди. Я быстро.
И ушла в комнату. Какое-то время из-за прикрытой двери доносились таинственные шорохи, потом свет в щелке у порога погас, и в распахнувшемся проеме появилась, как всегда безупречная и прекрасная леди Кимберли:
— Я тоже люблю смотреть на закат.
И тогда Маттиас предложил ей лапу, а она изящным жестом приняла и они пошли по коридору...
Покинув стены Цитадели, Маттиас повел леди Кимберли к югу-востоку — мимо фермерских хозяйств, мимо садов и огородов, к засечной полосе и дубовым рощам. Первый раз за несколько недель выбравшись за стены, леди любовалась каждым красивым цветком, каждой пролетевшей птицей, как ребенок радовалась летним запахам, приносимым ветерком с полей, даже не замечая, других людей и морфов вокруг, не видя любопытных взглядов прохожих... А Чарльз вдруг ощутил такое щекотное и невыразимо приятное чувство в груди — как будто в этом мире нет никого, кроме них двоих, а им двоим никто более и не нужен... И теперь ловил каждое её слово, значившее для него сейчас куда больше, чем все слова, написанные им самим на бумаге.
Он знал, что она соскучилась по обществу, и очень нуждается в ком-то, кто ценил бы ее, несмотря на ее нынешний облик... Маттиас усмехнулся — сам он считал ее просто очаровательной! Изменившись, Кимберли стала потрясающе красивой крысой, ей только недоставало уверенности в себе. И он хотел, чтобы она тоже знала о своей красоте, и не была так огорчена своим новым обликом.
Правда, сейчас Чарльз был одет по-праздничному, а её тело прикрывали совсем простые брюки и блузка, разумеется, подобранные со вкусом, но... совершенно обыденные. Наверное, в следующий раз ему стоит заранее предупредить её о своем визите... Конечно, ему все равно, даже будь Кимберли одета в дырявые обноски, да хоть в половую тряпку, да хоть даже совсем... Кхм! Он просто хотел, чтобы она была рядом, и была счастлива. Именно это стало для него важнее всего, и он радовался, видя её такой.
А ведь с тех пор как она впервые появилась в его кабинете, в Гильдии Писателей, Чарльз не мог вспомнить и дня, когда бы она вела себя с ним так легко и безмятежно. Нет, она почти всегда была спокойна, но... одно дело спокойствие ледяного монолита, а другое — живой травы под солнцем. Сейчас она... ожила. И своей восхитительной живостью дарила ему такую теплую и окрыляющую надежду... И под действием этого чувства, как снег под весенним дождем таял холодный комок воспоминаний о беде, едва не сотворенной его собственными лапами — об ударе нанесенном им старому рыцарю, сэру Саулиусу пару дней назад. Холод и ужас воспоминаний мучил Маттиаса все это время, ведь он едва не убил одного из своих друзей, одного из членов его крысиной стаи... Пусть даже это была самозащита, но такого вообще не должно было случиться!
Да, он поверил словам Христофора, и после бессонной ночи все-таки сходил к Жрице. И исповедь, которую приняла... Как же ее зовут? Её имя тает в памяти, как лед в ладонях... Жрица. Что ж, она помогла Маттиасу. Спасибо тебе Жрица, чье имя забыто всеми, и спасибо тебе ученый медведь, за хороший совет.