Альфред всё вспомнил. Это кабинет начальника взрывного цеха завода «Искра». Бывшего завода. Теперь кабинет принадлежит Сидорову Алексею Алексеевичу. И не только кабинет, но и весь завод, точнее, его развалины. Сидоров — первый муж Катеньки, а теперь бомж. И он, Альфред, теперь тоже бомж.
Постанывая от жуткой головной боли, Альфред встал с матраса, и, покачиваясь, пошёл в приёмную, где некоторое время назад они выпивали с Сидоровым, и где он рассказывал Сидорову о том, что с ним произошло. С ним и с Катенькой.
Открыв дверь и увидев человека, сидящего у окна на лавке, он опешил. «А где Сидоров?», хотел спросить Альфред, но тут же понял, что человек перед ним и есть Сидоров.
На Сидорове был добротный костюм, серый в тонкую красноватую полоску, голубая рубашка и тёмно-бордовый галстук. Галстук был повязан по моде, ушедшей в небытие лет пять-шесть назад: узел тугой, на галстуке ни одной морщинки. Сейчас так не носят, — подмывало сказать Альфреда.
Сидоров был гладко выбрит и казался моложе, чем в момент их неожиданной встречи, моложе лет на десять. Он сидел на лавке разутый, ноги, носки на которых были одного цвета, но отличались оттенком, он поставил на расстеленную газету. А в руках Алексей держал разбитые кроссовки. Куча тряпья валялась рядом на лавке. В куче просматривалась камуфляжные пятна одежды, которая прежде была на Сидорове.
Подняв глаза на Молотилова, Сидоров сказал, показывая кроссовки:
— Немного не соответствуют остальному прикиду, не находишь?
Альфред молча кивнул.
— Из обуви только это, валенки, резиновые сапоги и ботинки-говнодавы. Но те… совсем никудышные. Что, спрашивается, делать?
— Не знаю, — растерянно ответил Альфред.
— Не знаешь? А ты роман Николая Гавриловича читал?
— Какого Николая Гавриловича?
— Чернышевского.
— «Что делать?»? Нет, не читал.
Сидоров вздохнул:
— Жалко… Честно признаться, и я не читал. Пытался, но… эту тягомотину читать невозможно. Думаю, её вообще никто не читал, все только название и знают. Да ещё про сны Веры Павловны. Сны были, а о чём… тоже никто не знает.
Сидоров аккуратно поставил кроссовки под лавку.
— А вы… — начал Альфред.
— Мы же договорились! — перебил его Сидоров.
— Не понял.
— Мы договорились на «ты».
— А… ну да. А ты почему так одет? И бороду сбрил. Почему? У тебя праздник?
— В гости собираюсь. Не идти же в этом! — Сидоров указал на кучу тряпья. — Неудобно идти в гости небритым и в повседневной одежде.
— В гости? Так может, мои туфли наденете… наденешь?
— Твои? — Сидоров с сомнением посмотрел на покрытые пылью и рыжими пятнами глины, модельные туфельки Альфреда, — Вряд ли. У тебя какой размер?
— Сорок первый. Они, правда, грязные, но я почищу.
— Не пойдёт, я сорок третий ношу. Ладно, ничего, скоро народ подтягиваться начнёт, что-нибудь отыщется… Кстати, — Сидоров приподнял манжет сорочки и взглянул на ручные часы. Альфред не разглядел марку, но по блеснувшему золотом браслету и такому же корпусу можно было предположить, что это не тайваньская штамповка, явно дорогой хронометр, — кстати, кое-кто из моих бомжиков, наверняка, уже пришёл домой. Надо Окрошку озадачить. Эй, Окрошка! — Сидоров стукнул кулаком по стене.
— А верхняя одежда? — спросил Альфред. — Пальто или куртка?
— Пальто у меня есть.
— А откуда это всё? — недоумевал Альфред.
— Из прежней жизни.
— Так, может быть, у вас и паспорт есть?
— У тебя, — поправил Альфреда Сидоров, — паспорт у меня тоже имеется, но он просроченный, вернее, старого образца. Теперь паспорта другие, как ты знаешь. Ну да ладно. В гости же собрался. Частный, так сказать, визит. Не в государственное учреждение.
В дверь поскреблись.
— Заходи, Окрошка. У меня для тебя поручение имеется.
— Внимаю, Ляксеич… О, блин! — Окрошка застыл на пороге, как соляной столб, вытаращив глаза и открыв рот от изумления. Он на время потерял дар речи, — А где… товарищ Сидоров?
— Не придуривайся, Окрошка, — сказал Сидоров.
— Ляксеич?
— Да я это, я.
— Ляксеич. Зачем ты это?.. Ты покинуть нас решил? Почему? Чем мы перед тобой провинились? Что не так сделали?.. А этого, — Окрошка указал на Альфреда и сверкнул глазами, — этого родственника вместо себя?! Так не пойдёт. У нас какая-никакая, а демократия…
— Нет, Окрошка, не покидаю я вас. Всё будет по-прежнему. Схожу кое-куда и вернусь. Дело у меня в городе образовалось.
— Не врёшь?
— Не вру. Куда я от вас денусь? Говорю же, дело одно сделаю и снова стану бороду отращивать.