Впрочем, здесь, может быть, сказалось то, что мне и без этих пьяных драк было от чего выйти из себя.
Пока я изображал добровольную народную дружину в одном лице, вся остальная городская стража доблестно переворачивала город вверх дном. Проинструктированная мной на предмет поиска необычных людей и странных вещей (А что я им еще мог сказать?). И этот частый гребень дал впечатляющие результаты.
Кого только за эту ночь мне ни приводили!… Какие-то бродяги без рода и племени, неизвестно чем занимающиеся в здешних местах. Приехавшие некстати в город крестьяне из окрестных деревень. Купец аж из самой Цитры, заблудившийся ночью по пути из местного борделя… Куча местных разбойников, традиционно вышедших на заработок по случаю окончания сплава – ох и обломал же я им всю малину!
Был даже один волколак, неизвестно что и неизвестно зачем делавший в Терете еще со времени моей здешней летней эпопеи. По-моему, он просто прятался. Во всяком случае, напуган бедолага был до самой последней степени. По недостатку времени я не стал с ним разбираться, а отправил в тюрьму с остальными криминальными элементами, попавшими в неожиданный «ощип» и вместо вожделенной добычи получивших возможность подумать о превратностях жизни, сидя на нарах.
Но это было еще все ничего. Распаленные обещанием от меня премии, теретские копы натащили мне в результате такого, что уже к утру я сделался обладателем коллекции, которую смело можно было везти в остравскую Академию. Или на Землю – сдавать во вторсырье. Причем – честно признаюсь! – назначения и половины принесенного я не определил бы даже под угрозой расстрела.
Например – странный цветной валенок (причем один, без пары), вся поверхность которого представляла из себя сплошной сложный узор, полученный, похоже, непосредственно в процессе изготовления. На мой вопрос, нафига это притащили, ответом было, что никто не знает, каким образом их такие делают. Н-да… Я тоже не знал.
Или объеденное молью чучело какой-то птицы, которую, по словам стражников, никто никогда в здешних краях не встречал (Породу определить не берусь; кроме одного – это был не попугай)…
Был еще абсолютно непонятного назначения набор берестяных… Я бы назвал эти изделия тарелками, если бы не одно «но» – при очевидном остальном сходстве у этих штук не было дна. Причем они явно так и были когда-то изготовлены. Кем и для чего – бог весть.
Но в основном, конечно, это собрание представляло из себя набор барахла. Годного только для того, чтобы выбросить его на свалку.
Беда в том, что в числе этого вторсырья были и явно понятного мне происхождения вещи. Мне приволокли гору пустых и полных сигаретных пачек. Корзину расправленных конфетных фантиков и шоколадных оберток. Ведро – я офонарел – упаковок с презервативами. Набор детских акварельных красок – уже явно побывавший в использовании. Надувную резиновую лодку (Что я с ней собирался делать?!) Свежераспакованную коробку, набитую пакетиками с чипсами. Горсть пивных пробок. Несколько упаковок женских колготок. Женскую же кожаную сумочку (Пустую, с необорванным еще ценником) Керосиновую лампу «летучая мышь». Заправленную.
Обычное оцинкованное десятилитровое ведро. Заводского выпуска. Земное, то есть. Канистру спирта. Колесо от троллейбуса… Хорошо, что без самого троллейбуса.
На фоне всего этого безобразия удивительно скромно выглядел ящик непочатых бутылок коньяка «Самтрест» и пустая емкость (одна, но зато трехлитровая) из под шампанского «Дом Периньен». Н-да… Губа у меня не дура. Только почему так мало? В конце концов, я понял, что с меня достаточно.
Если ситуация нисколько не прояснилась, нужно было хоть немного поспать, чтобы быть в форме для продолжения поисков.
Наказав страже продолжать прочесывать город, и всех подозрительных задерживать до выяснения, я потащился в гостиницу.
Утешало, пожалуй, только то, что ни атомной бомбы ни даже завалящей гранаты обнаружено не было – я, видимо, хотя и невменяемо пьяный, отдавал себе отчет в том, что некоторые вещи доставать на божий свет может быть чревато. Это было отрадно. Но это было, честно признаться, слабое утешение.
Еще меньшим утешением было то, что пока я, высунув язык, мотался ночью по городу, Пашка с Элизабет успели выспаться. И, едва я появился в гостинице, потребовали от меня самых настоятельных объяснений тому, что происходит. И мне пришлось объяснять. То, чего я и сам не понимал… Понятное дело, что объяснить быстро не получилось.
Ну, положим с тем фактом, что они находятся в ином мире и Пашка и Элизабет склонны были согласиться: факты вещь упрямая. А окружали их факты весьма убедительные. Ладно. Но вот в то, что здесь существует магия – верить они категорически не желали. Ни под каким видом. Мне пришлось не меньше часа изображать из себя фокусника, вынимающего из шляпы чего ни попадя – от кролика до пулемета – но и то их до конца не убедило. Точнее говоря, результат оказался еще хуже, но это я сообразил уже потом…
А до этого мне пришлось рассказать свою историю. Подробно. Причем практически на двух языках. И одновременно. Ввиду того, что Пашка хотя и мог изъясняться по-английски – но все же не так хорошо, как мне показалось. А мисс Кент, разумеется, ни бельмеса не смыслила по-русски. Как я с этим справился – не представляю. Но полдня у меня на это ушло. Если кто-то думает, что на этом все кончилось – то он ошибается.
Поскольку до этих двоих дошло, наконец, каким образом они могли тут очутиться. И с меня потребовали объяснений по второму кругу.
Я озверел, и совсем было собрался послать и их тоже. В том же направлении, что и кабатчиков. Но тут прибежал посыльный от городской стражи и сказал, что они нашли что-то настолько необычное, что понять его назначение просто не могут. У меня душа ушла в пятки.
С самыми мрачными ожиданиями я велел Морозову и Элизабет оставаться в «Храбрых плотовщиках» и, на ходу заглотнув порцию стимуляторов, быстро двинул за посыльным. Лихорадочно соображая, что я буду делать, если это все-таки атомная бомба? Но это была не бомба… Это был лифт.
То есть – кабина лифта. Найденная в одном из глухих переулков, где она, похоже, пролежала все это время никем не обнаруженная. Большая, прилично отделанная кабина. С зеркалом и двумя шеренгами кнопок аж на двадцать этажей. С английскими надписями – но толку-то от этого?
Двери кабины были гостеприимно распахнуты, а с крыши свисал аккуратно обрезанный кусок троса. Никаких следов пассажиров этого транспортного средства в окрестностях не наблюдалось.
– Это, наверное, мой лифт… – сказала мисс Кент, когда я возвратился в гостиницу с несостоявшегося разминирования.
– В смысле? – не понял я.
– Я ехала в лифте, когда… Когда…
– По-онятно…
В общем, тут, наконец, дошло до рассказывания историй жертв моего запоя…
История мисс Кент была довольно незатейлива, но несколько усложнена экскурсами в обстоятельства ее служебной карьеры, мне абсолютно не нужными. Поэтому я эти моменты опускаю. В целом же получалось вот что.
Где-то примерно в середине рабочего дня мисс Кент, офис-менеджер средней руки, отправилась с бумагами к начальнику отдела. Поскольку отдел располагался на другом этаже, она естественно воспользовалась лифтом. На ее счастье или наоборот лифт пришел пустым. Мисс Кент зашла, нажала кнопку, лифт поехал… После чего внезапно последовал толчок, погас свет – и Элизабет очнулась на улице Терета.
То есть это сейчас понятно, где. А в тот момент она ничего не могла сообразить, оказавшись посреди бревенчатых срубов и заборов чуть не по колено в грязи, заметаемая снегом. Сказать по этому поводу, что женщина была в шоке – ничего не сказать. Она плохо понимала, куда шла и что делала после этого. Она помнила, что очень замерзла и испугалась. Что звала на помощь. Ей повстречались какие-то люди, которые отвели ее куда-то… Там было тепло, но темно, дымно и совершенно первобытно пахло, отчего у цивилизованной американской афры совсем все перевернулось в голове и в себя более-менее она пришла только уже будучи имуществом того работорговца, у которого я ее купил.