Мчался я в этом аду довольно долго: спотыкаясь и падая, полз ужом, переводя дыхание, иногда таился, словно мышь в воронках, наковырянных снарядами и бомбами, и мало-помалу приближался к заветной цели. В какойто момент оглянулся назад и заметил намного уменьшившуюся позицию батареи, фигурки людей были еле различимы, значит, скоро, подумалось мне.
А увидев блиндажи командного пункта, до которых было рукой подать, у меня в голове промелькнула мысль — дошел, а сердце бешено заколотилось от радости и чувства, внезапно нахлынувшего на меня не то от осознания выполненного долга перед своими товарищами, то ли от того, что остался жить, то ли еще от чего. Все-таки дошел, дополз, добежал, выполнил… — стучало у меня в висках.
Пули здесь не жужжали, как угорелые, ища очередную жертву почем зря.
Тут дядя Петя на минутку призадумался, вспоминая что-то, вздохнул грустно и махнул обреченно рукой, а посмотрев на своих слушателей и заметив их заинтересованные взгляды, печально усмехнулся и, усевшись поудобнее, продолжил:
— Так вот, я собрался с силами для последнего финишного броска, — заговорил он бодро, — оторвал тело от земли и, что есть мочи, побежал. Уже слышались голоса наших ребят из взвода охраны, уже отчетливо вырисовывались их лица, как что-то жгучее, тяжелое, горячее обожгло мое плечо, от этого я упал, как подкошенный.
Не поняв, в чем дело, я попытался встать на ноги, но от пронзившей меня боли зашатался, выронил из рук катушку и вновь упал.
Пара человек выскочили из окопов, лихо подхватили меня и перетащили в укрытие.
Молоденькая медсестра, тут же появившаяся, ловко стянула с меня шинель и гимнастерку, умело и скоро перевязала окровавленную рану. После этого меня погрузили в полуторку и отправили в госпиталь.
Шальная пуля, не задев кости, прошла навылет, рана оказалась не смертельной, а вот в госпитале я провалялся почти месяц. Вот за это-то, ну, конечно, не за госпиталь, а за мой поступок, я и получил свою первую медаль «За отвагу».
Вручили ее мне уже после госпиталя, когда прибыл вновь в свой полк.
Прямо надо сказать, не многих своих товарищей я встретил после госпиталя.
Полк на две трети обновился. Наш лейтенант, что посылал меня с катушкой налаживать связь – погиб. Жаль, хороший из него человек мог бы получиться, настоящий мужик, в нем было что-то человеческое и порядочное.
До сих пор вспоминаю его глаза, налитые слезами, и слова «Дойдите обязательно…» — при этих словах он вытер рукавом навернувшуюся слезу, крякнул по-стариковски и закончил свой печальный рассказ.
— А дальше, дальше что было? — быстро, скороговоркой завопил Васька.
— Неужто вам интересно?! — поинтересовался Петр Николаевич.
И, не дожидаясь ответа, продолжил: — А я грешным делом подумал, что молодежи, таким сорванцам, как вы, рассказы о войне не интересны.
— Нет-нет, очень интересно, — ответил Витька.
— Ну ладно, слушайте, — с явным и нескрываемым удовольствием произнес дядя Петя. — Сколько дорог было пройдено за четыре года войны, сколько было побед, горьких утрат и разочарований за это время, скольких друзей и товарищей было потеряно, не счесть. Сколько сапог мы истоптали, сколько немцев побили, сколько еще их танков пожгли… У-у, — протянул он от души.
— И наконец в 1944-м мы вышли к нашей границе с Польшей. Мы чувствовали неотвратимость поражения немецко-фашистского чудища, жажда скорейшей победы подгоняла каждого из нас. Но время пока еще не пришло.
Нам зачитали приказ Верховного Главнокомандующего В. И. Сталина, в течение трех дней мы ни при каких обстоятельствах не должны были нарушать границу, не переходить ее и даже не имели права стрелять в ее сторону, не говоря о том, чтоб не дай Бог убить кого на той стороне. Будь то поляк или немец какой. Ни пули, ни снаряды, ни грязные речи не могли пересекать эту пресловутую границу, вдруг они попадут не в того… — хихикнул он своей шутке. — За невыполнение приказа — расстрел.