Сергей же, нарезав лимон и посыпав его сахарным песком, выложил ломтики на небольшую тарелочку, открыл коробку самарских шоколадных конфет, шоколадку «Аленушка», початую бутылку французского коньяка «Наполеон» и бутылку молдавского сухого вина.
На журнальном столике появились приборы, большие круглые рюмки для вина и чуть поменьше для коньяка.
— Ты что будешь пить, вино или коньяк? – когда все приготовления были закончены, спросил он.
Настя сначала хотела отказаться от выпивки, а потом вдруг согласившись, заявила:
— Коньяк, если можно. Хочу согреться после улицы, — пояснила она свое решение.
— Коньяк так коньяк, — заметно оживился Сергей, быстро и проворно налил по полрюмки французского напитка.
— У вас замечательный и приятный дом, Сергей, давай выпьем за него, за его обитателей, за его уют и тепло.
— Давай, — согласился хозяин.
Они выпили коньяк, потом еще и еще. Окончательно захмелев, балагурили, шутили, рассказывали всякие небылицы, в общем, веселились и отдыхали. Заиграла музыка, они пустились в пляс, затем зазвучала какая-то медленная и очень приятная композиция.
Сергей пригласил Настю потанцевать, как они после этого оказались в постели и как все произошло, не поняли ни он, ни она.
Рано утром следующего дня Настя соскочила с дивана, наскоро оделась, умылась.
Серега валялся в постели, не желая просыпаться. Настя поставила чайник на плиту и растолкала, он, потягиваясь, искоса поглядывал на хлопочущую Настю. Она разлила кофе по чашкам, нарезав колбасы, сыра и хлеба, приготовила бутерброды и позвала к столу полусонного Сергея.
Он подскочил с кровати, натянул рубашку и брюки, нехотя умылся и подошел к Насте. Положив руку на ее пухлую попу, развязно растягивая слова предложил:
— А может, мы с тобой сейчас еще покувыркаемся, мне понравилось!
Его слова словно огнем обожгли Настю, тут же всплыли в памяти слова Николая: «Ты сама залетела, сама и отвечай!» Она вспыхнула и всю обиду, весь свои накопившийся негатив, все, что было еще не сказано, одним махом, как ушат холодной воды вылила на Сергея.
— А ты почему у меня не спросишь и не поинтересуешься, а не залетела ли ты сегодня ночью, не забеременела вдруг, можно ли было заниматься этим сегодня со мной, почему у тебя такой самодовольный, самоуверенный вид? Многих ты невинных девочек заманивал в отсутствии родителей к себе домой, наверняка укладывал к себе в постель?! И, скорее всего, ни разу не поинтересовался судьбой обиженной тобой девчонки. Что молчишь, что смотришь на меня, не нравится? Так вот, у меня сегодня самый активный период для того, чтобы забеременеть. Что ты собираешься делать с малышом, с ребенком, а ну отвечай? Или денег предложишь на аборт? — гневно и резко продолжала Настя.
Ошеломленный Сергей не знал, что сказать:
— О чем это ты… — чуть заикаясь, наконец вымолвил он.
— О чем! О чем? Еще спрашивает он, о жизни, о детях, об ответственности и ответственных решениях. А то молодец — попользовался, поиграл, а как дети — сразу «О чем это ты?»
Сергей бледнел, краснел, руки его подрагивали мелкой дрожью, мысли путались, он мычал, не в силах произнести что-либо связное.
Настя, заметив его неловкость, его смущение, ликовала, как ликует отмщенная женщина.
Сергей неловко передвигался по кухне, не зная, что предпринять и что делать: отвечать ей, выпить кофе и промочить пересохшее горло или еще что. Он растерянно продолжал смотреть на Настю, часто мигая, как будто хотел проморгаться и удалить из глаза попавшую соринку.
Настя, насладившись полученной платой за свое унижение, успокоилась и добавила: — Не бойся, я уже беременна, и ты здесь ни при чем, не трусись ты так. — Она глотнула уже остывший кофе, доела бутерброд с колбасой, еще раз пригубила напиток, накинула на себя пальтишко, натянула сапожки, вновь взглянула на жалкое зрелище, которое представлял в этот момент Сергей, произнесла буднично:
— Пока, — и вышла на улицу.
Первый смертный грех
— Ты где опять была, я же переживала, искала тебя по всей общаге, даже к Николаю бегала! — отчитывала подругу Юлька.
— А он что? — с интересом спросила Настя.