Дядя Гриша, муж тети Гали, пришел с работы через тридцать-сорок минут. Он был мужчиной сухопарым и высоким, жилистые, крепкие руки выдавали в нем человека, работающего руками, худое вытянутое лицо двигалось и играло при разговоре, лукавые голубые глаза искрились и бегали. Редкие светлые коротко подстриженные волосы не имели ярко выраженной формы прически. Он говорил скороговоркой, быстро и не очень понятно, примешивая в разговоре изрядную порцию крепких слов и выражений. Работая на стройке столяром, плотником, он многое умел делать своими руками. Мебель, которой была обставлена их комната и чулан, была почти вся изготовлена им самим, кровати, стол, стулья, узорные ажурные полки, украшавшие стены, на которых располагались накопленная ими нехитрая утварь, посуда, книжки и всякая всячина, производила впечатление фабричного изготовления, даже лучше, а точнее, эксклюзивного фабричного производства. Особенно Витьке понравилась искусно сделанная деревянная шкатулка, на вид легкая и воздушная, изготовленная из разных сортов дерева, ее замысловатый узор разбегался из середины каждой стороны к углам, мягко изгибаясь, кружа и создавая замысловатые симметричные фигуры. Ее крышка волнами уходила кверху и заканчивалась плоскостью, взгляд приятно выхватывал идеально и искусно сотворенные изгибы. Пропорции линий и узоров, инкрустация серебром и еще каким-то металлом, похожим на золото, сочетались с замысловатым орнаментом, изумляли своей красотой, и все это безукоризненно многослойно покрыто бесцветным лаком; она, эта красота, одиноко стояла на подоконнике, не привлекая ничьего внимания, кроме Витькиного. Витька взял в руки, как оказалось, очень увесистую шкатулку и начал внимательно рассматривать талантливо и с душой сделанную вещь. Поймав на себе одобрительный взгляд дяди Гриши, он аккуратно водрузил шкатулку на место. Дядя Гриша с плохо скрываемой гордостью произнес:
— Что, понравилась?
— Да, очень классная вещь, так ладно и четко сделана. Это вы сделали, сами? — спросил Витька.
— Конечно, я, — хмыкнул он от удовольствия. — А кто еще здесь может такое сделать? Своими, вот этими руками, — поднял руки вверх и потряс ими в воздухе для убедительности, поглядывая на Витьку.
— Здорово, я такого никогда не смогу.
— Сможешь, если будет желание и талант, — совсем по-товарищески и дружелюбно сказал дядя Гриша, — я тебя научу, если захочешь. И, крякнув как-то по-стариковски, глубокомысленно добавил: — Правда, если на это будет время, — и, помолчав некоторое время, вполголоса произнес: — в общем, как карта ляжет и как бог даст.
— Хорошо, — одобрительно отозвался Витька, — хорошо бы легла.
— Что легла? — не поняв, о чем это, удивился дядя Гриша.
— Карта, ну, карта легла, — улыбаясь, пояснил он.
— А… карта, понял, молодец, — понимающе взглянул на него дядя Гриша.
Поужинав, все семейство высыпало во двор, где уже собрались местные обитатели, четверо мужчин во главе с дедом, лет семидесяти, сели забивать «козла». Женщины уселись возле дома на лавочках и, щелкая семечки, по обыкновению мыли кости соседям, своим мужьям, рассказывали какие-то пикантные истории, происшедшие на улице, на работе, в городе. Дети постарше, переодевшись, помчались на улицу, к друзьям, подругам, в кино или на танцы. Детвора Витькиного возраста играла в лапту. Двое мальчишек, примостившись в прохладе тенистого дерева, играли в шахматы под пристальными взглядами двух пацанов помладше. Мелкота, вроде Коляна, бегала вокруг, лишая все общество приятного времяпрепровождения. Время от времени на весь двор раздавался истошный крик грудных детей, находившихся здесь же в летних колясках, в тени двухэтажного дома.
— Да уймите же этих оглоедов, этих крикунов. Вы, что не следите за ними? Мамаши, вашу мать, — громко ругаясь, властно требовал дед, являвшийся, по всей видимости, непререкаемым местным авторитетом. — Вы, что не видите, что они мешают, честной компании? Ну-ка несите их, к чертовой матушке, по квартирам. Пусть там орут. Машка, — обращаясь к очередной мамаше он кричал, —никак твой горлопанит, угомони же его!
Мамаша, чей ребенок в очередной раз нарушил покой мужчин, вскакивала со своего места и бегом бежала к своему чаду или уносила его куда подальше — от греха.
Стемнело, почти все жители двора разбрелись по своим квартиркам, малыши уложены спать, только мужики продолжали заниматься, сменяя друг друга, своим делом, время от времени подливая в граненые двухсотграммовые стаканы, искусно спрятанную тут же в дровянике водку.
Витьке и Коляну отвели место для сна в чулане, они после утомительного дня быстро засопели, а с улицы еще долго раздавались громкие возгласы: «рыба», «козел», «встать», «…у кого азон…», «…а где баян...» и т. д.