— Ну спасибо, не спасибо, а так тоже нельзя, — вновь вступилась за девочку тетя Дуся.
Бригадир обреченно сплюнул себе под ноги, добавил еще несколько крепких выражений, посмотрел в сторону трактора, за которым рыдала Валя. И не желал больше спорить и объясняться, скорее, понимая в общем, что резковато он, конечно, сказанул. «Ну как думал, так и сказал», — оправдывал он себя.
— Ну ладно, что здесь лясы точить? Дел по горло. Ехать надо. Валя, завтра утром в семь часов в правление. Поняла, что ли?
— Поняла, — тихо отозвалась она из-за трактора.
— Без строгости в таких делах нельзя, — поглядывая на тетю Дусю, продолжил бригадир. — Дай им только волю, они все сожгут, все разнесут по кирпичику, — сказал прощаясь бригадир. Легко заскочил в двуколку и помчался в сторону деревни.
— Тетя Дуся проводила его взглядом, посмотрела по сторонам, а затнм подошла к Вале, обняла ее по-матерински и, как можно душевнее сказала:
— Не тужи, не отчаивайся и не огорчайся. В жизни всякое бывает, и пожары, как ни странно, случаются. От этого никто не застрахован. Жизнь сложная и не совсем понятная штука, она поройвыделывает такие выкрутасы, такие кренделя выкидывает, после которых порой и жить не хочется. Такая обида накатывает, а проходит время, и все налаживается, все становится на свои места. Обида забывается, и смеются люди над собой и своими страхами, над всем тем, что давно миновало и прошло. И у тебя все наладится и забудется. Такова жизнь, такова ее природа. После радостей приходят неприятности, после горя — праздники, так и крутится все, сменяя друг друга. Держи хвост пистолетом и улыбайся по жизни, что бы ни произошло, и тогда увидишь, как счастье коснется тебя и поведет, взяв тебя за руку, по жизни. Ну все, хватит тебе, — обнимая ее за плечи, потребовала тетя Дуся. — Утри слезы, приведи себя в порядок и поехали.
Валя, всхлипывая, начала вытирать слезы, размазав их по всему юному испачканному лицу. Она в этот момент выглядела совсем маленькой, беспомощной, жалкой и потерянной. Но через некоторое время совсем серьезно, посмотрев на тетю Дусю, заявила:
— Ладно, буду улыбаться, но все равно обидно, я же тушила, трактор спасла, а он: «сама бы сгорела»...
— Ну ладно, будет тебе. Ты тоже та еще штучка, такое учудила, надо же… Хватит нюни свои распускать. Хватит слезы свои показывать. Не маленькая, — прижимая к себе, сказала тетя Дуся. — Все хорошо, что хорошо кончается. Началось плохо, а закончилось хорошо. Все живы-здоровы. Ну а бочка, жалко, конечно, вещь по нынешним временам ценная. Да и черт с ней, — махнула она рукой в сторону обгоревшей бочки и улыбнулась. — Все дела сделали, слава богу. Покатили отсюда. В баню сегодня обязательно сходи. Затопи и сходи.
— Хорошо, затоплю. А трактор как же? – часто-часто замигала Валя. — Я не могу его так оставить, вдруг еще что случится.
— Не случится, запчастей нет. Игорь на тракторе едет сюда, чтоб утянуть неисправную технику на машинный двор, не беспокойся. А тебе надо умыться, привести себя в порядок, выстирать одежду и — завтра в правление. Слышала, что бригадир сказал? И запомни — улыбаться.
— Да здесь не больно заулыбаешься, — грустно отозвалась Валя.
— А ну хватит тебе причитать, не то сниму ремень да наподдаю тебе, по твоей попке, — озорно посматривая на Валю, пообещала тетя Дуся, всем видом показывая, что пытается достать ремень.
Валя жеманно заулыбалась:
— Не надо ремня, не надо, завтра еще достанется мне на орехи, а на сегодня приключений хватит, — в тон тете Дусе отвечала она.
— Ну вот и ладно, а то распустила нюни, поехали.
Вечерело, солнце медленно закатывалось за горизонт, подкрашивая багрово-красными цветами перистые облака, напоминающие первый осенний снег, раскиданный по полю. Они своим воздушно-невесомым пухом покрывали часть бескрайнего неба, убегая куда-то за горизонт. Вороны кружили над свежевспаханным полем. В некоторых местах они, галдя и шумя, черными пятнами, покрывали значительную часть вспаханного поля, шумя, словно бабы на базаре в воскресный день, ели по-братски деля меж собой найденное там брошенное пропитание.
Деревня в ожидания вечера закурилась банями и домашними печами. Из закопченных, натруженных труб, торчащих из обветшалых и покосившихся домов, дым медленно и вяло поднимался сначала вверх, а потом уже стелился и плыл по ширине долины. Незначительная часть дыма от крайних домов, находившихся у возвышенностей, отделялась от общей дымовой пелены и прижималась к холмам, окружавшим деревню плотной стеной с северно-западной ее части. Синеватый дым, смешиваясь с испариной от небольшой реки, вычерчивал и рисовал замысловатые картины и узоры. Вечерняя прохлада осеннего воздуха набегала с горных возвышенностей, пытаясь развеять и унести с собой и дым, и нагретый за день воздух, и дневные заботы селян. Розово-лиловый закат яркими красками освещал небосвод, а утопающее солнце, садясь где-то там за горизонтом в далеком море, остывая, шипело и бурлило, от него исходили видимые пульсирующие воздушные волны, которые накатывали на небеса. Время от времени то там, то здесь доносился нестройный лай собак. Стадо коров, бело-коричневых буренок, видневшееся вдалеке, медленно спускалось по вытоптанным тропкам, начинавшихся на залысинах холмов и заканчивающихся у их подножья. Эти многочисленные тропки, видневшиеся вдалеке, вычерчивая замысловатые узоры на их склонах, спускались вниз и сливались с проселочной дорогой, ведущей к деревне. Уставшие за день пастухи плелись где-то сзади. На проселочной дороге не было ни души, кроме пожарной телеги тети Дуси, которая бренчала пустой бочкой и продвигалась по ухабистой, разбитой дороге к селу.