Затем разлил коньяк по стаканам, протянул Олесе тот, что был наполовину полон:
-Пей давай до дна.
- Я не хочу…
- Пей! Или тебе через воронку заливать?
Олеся осторожно пригубила коньяк. Язык обожгло, и она слегка поморщилась.
- До дна, рыжая!
- Я не могу так сразу!
Увидев, как раздуваются Сашкины ноздри, Олеся решилась. Быстро сделала несколько глотков и запила мятным чаем.
Мелькнула мысль – надо чем-то закусывать, особенно Александру мать его Евгеньевичу, иначе быть беде.
Она достала из холодильника мясную нарезку, сыр, овощи, расставила все на столе. Следующая фраза заставила ее напрячься:
- Димка тебе привет передавал.
- Зачем мне его приветы? Пусть засунет себе их знаешь куда?
Сашка фыркнул.
- Попала ты Олеська, как кура в ощип. Он еще долго не отстанет, зацепила ты его чем-то сильно, видать, надо же…
Олеся постаралась не зацикливаться на последней фразу. Ну конечно, уж куда нам, сирым и убогим, до сиятельных господ!
- Саш, мне так и сидеть в квартире? Я тут одна с ума скоро сойду, хочется уже на улицу выйти.
- Сколько надо, столько и будешь сидеть. Все, устал я что-то, идем спать.
Сашка потянулся с таким предвкушением, что Олеся рискнула поинтересоваться:
- Саш, может, давай, я себе на диване постелю? Хоть выспишься спокойно.
С каким-то почти утробным рычанием Звягинцев вскочил с табуретки и двинулся к Олесе.
- Достала ты меня, рыжая! Быстро в постель!
Он легко подхватил свою гостью на руки и потащил в спальню. Там, бесцеремонно сбросив испуганную ношу на кровать, выключил свет, сбросил с себя трусы и как был в чем мать родила залез под одеяло к дрожащей Олесе.
- Все! Теперь спать! И предупреждаю, будешь вертеться, вые…, пардон, и фамилии не спрошу.
Сначала Олеся лежала ни жива, ни мертва – боялась пошевелиться и спровоцировать Звягинцева на сексуальные подвиги. Попыталась отползти подальше, благо кровать королевских размеров позволяла, но тут же была схвачена и притянута спиной к горячей груди. Причем, совершенно явственно ощущала пятой точкой, что далеко не все органы Александра мать его Евгеньевича желают спать, один явно бодрствовал.
Она вспомнила о том, что произошло в душе, и вновь ощутила возбуждение вкупе со стыдом. Казалось бы, в тридцать пять-то таких вещей можно не стыдиться, но Олесин опыт был не столь велик, чтобы равнодушно относиться к подобному. По правде говоря, мужчин в ее сексуальной жизни было двое – Сашка и Виктор, все скромные познания о сексуальных извращениях ограничивались несколькими прочитанными в дороге любовными романами. Порнографию Олеся не смотрела, как-то не приключилось у нее такого опыта, поэтому то, что произошло в дУше, оставило неизгладимый след в душЕ.
Она непроизвольно поерзала, пытаясь отодвинуться и лечь поудобнее.
Не тут-то было, сонный Сашка что-то прорычал ей в ухо и снова подтащил к себе, как пес мягкую игрушку. Пришлось смириться.
Она лежала тихо, как мышь, и боялась пошевелиться. Кажется, Сашка уснул, а к ней сон не шел. Сегодня они перешли ту черту, после которой все будет иначе, во всяком случае, для Олеси. Сашка превратился в циника, для него их отношения всего лишь дань внезапно нахлынувшей ностальгии. Для Олеси, очевидно, все будет совершенно иначе. Сегодня, когда она увидела, как искренне Звягинцев смеется, ей показалось, что она снова видит прежнего Сашку – балагура, раздолбая, весельчака и рубаху-парня. Сашку, за которым она когда-то готова была ехать хоть на край света.
19.1
Утром она проснулась в гордом одиночестве. Проснулась и тут же вспомнила все, что было накануне. Олесю окатила жаркая волна – при свете нового дня все казалось особенно постыдным. В первую очередь, конечно, то, что она так легко отозвалась на Сашкины ласки – с Виктором ничего подобного никогда не происходило.