Он, конечно, прав. Китай сегодня – это огромная страна, в которой производят практически все, что только может себе представить среднестатистический обыватель. И везти сюда шампуни, крема и расчески – это все равно, что ехать в Тулу со своим самоваром или в Сибирь со своим снегом.
Сашка вообще проще относился к деньгам, полагая, что деньги призваны сделать жизнь человека более комфортной и независимой. И незачем таскать с собой багаж, если на месте можно купить все, что нужно. Виктор, наоборот, переезжая из Москвы в Таллинн, тащил с собой все, что можно – от полотенец до чеснокодавки. Помнится, как-то раз Олеся забыла купить в дорогу воды, так наслушалась намеков о том, что ей нужно научиться планировать бюджет, сверх меры.
- Алиска, душ свободен!
Бодрый, непривычно веселый Звягинцев вышел из душа, на ходу вытираясь белоснежным гостиничным полотенцем.
Олеся поймала себя на том, что залипла на этих мощных запястьях и длинных пальцах. Воспоминания о прошлой ночи окатили ее с ног до головы – что творили эти руки вчера с ее телом, это было неописуемо. Она совершенно не могла противостоять Звягинцеву, даже зная, что, возможно, потом, после секса, он вновь потеряет к ней всяческий интерес и оставит одну упиваться собственным унижением.
И все же после Сашкиной болезни кое-что изменилось, будто произошел какой-то надлом в их отношениях. Звягинцев был то нежен, то груб, то демонстративно холоден. Иногда он вновь бросал ее одну в спальне, но ночью Олеся оказывалась тесно прижатой к Сашкиному горячему боку. Не раз бывало так, что мужчина овладевал Олесиным телом грубо и напористо, но затем агрессия внезапно сменялась нежностью. Случалось и наоборот – медленные тягучие ласки и поцелуи вдруг заканчивались, мужчина рывком раздвигал Олесины бедра и резко входил одним толчком, продолжая двигаться жестко, не обращая внимания на то, что партнерша, вероятно, испытывает дискомфорт от подобной грубости.
И Олесю это пугало. Пугала, прежде всего, реакция собственного тела на Звягинцева – для него она была готова всегда и везде, и Сашка об этом прекрасно знал. Каким бы способом он не брал ее, Олеся всегда испытывала одновременно и стыд и жгучее непередаваемое удовольствие.
Олеся смывала с головы шампунь, когда дверь в душ открылась, и на пороге появился Звягинцев. Окинув Олесю фирменным тяжелым взглядом, он сбросил халат и в один миг оказался рядом.
- Прости, не смог удержаться. Повернись, хочу тебя сзади…
Низ живота стянуло спазмом, Олеся еле сдержала стон. Почему ее так заводит Сашкина грубость? Его взгляд, его запах, его слова – все это лишало ее воли, делало покорной и слабой.
- Ну же, рыжик. Я знаю, тебе нравится так…
Не сдержав стона, Олеся послушно повернулась и, лишь только мужские ладони коснулись ягодиц, невольно прогнулась в спине.
Слегка вздрогнула от грубого вторжения пальцев и болезненного поцелуя в шею. Значит, сегодня Александр мать его Евгеньевич вновь решил играть жестко.
Но это было уже неважно – Сашкины пальцы вновь творили что-то невообразимое, и Олеся хотела лишь одного – Звягинцева в себе любым способом, каким ему захочется.
Жесткие толчки сменялись то нежными поцелуями, то болезненными покусываниями. Грязные фразы чередовались с нежными прозвищами, которые возвращали Олесю во времена юности.
После того, как все закончилось, Сашка отнес мало что соображающую Олесю на постель, и улегся рядом, накрыв обоих одеялом.
25.2
***
- Смотри, жареные скорпионы, хочешь?
- Фу! Я не ем такое!
Сашка фыркнул, а Олеся с жалостью смотрела на несчастных насекомых, нанизанных на тонкие палочки.
Фанбин, убедившись, что дорогие гости не пропадут, и Олеся вполне способна изъясняться на простейшие темы, ускакала по каким-то неотложным студенческим делам, предоставив гостей самим себе.
По Ванфуцзин текла человеческая река – впереди Олеся видела сотни и тысячи голов, решивших прогуляться в воскресный вечер по центру города.
Внезапно Сашка потянул ее за руку к какому-то прилавку. Приблизившись, Олеся увидела фрукты в карамели, причем далеко не все из них были Олесе знакомы.