— Чудесно, — наконец-то отлепил папашка язык от нёба. — Каков ваш выбор оружия?
— Меч, — бросил я небрежно.
— Одноручный?
Да он ещё и шутник.
— Желаете разнести тут всё цвайхендерами?
— Нет. Конечно нет. Маркиз, не найдётся ли у вас подходящего меча? Боюсь, сегодня я не при оружии.
Голос горе-дуэлянта звучал так, будто шёл уже из могилы.
— Разумеется, — Ройтер подозвал человека, что-то шепнул ему, и тот немедля скрылся за дверью. — Кто будет вашим секундантом?
— О... — растерялся мститель. — По правде говоря... Буду счастлив, если вы окажите мне такую честь.
— Отчего бы и нет, — Ройтер переглянулся с баронессой и одарил её довольной ухмылкой, вся эта история его явно развлекала.
Тем временем лакей разыскал Волдо, и мой оруженосец — красный от волнения и спешки — торжественно вручил своему господину его «фамильный» меч.
— Благодарю, мой мальчик, — принял я орудие предстоящего смертоубийства, обнажил его и вернул пустые ножны.
Ох, как же славно звучит извлекаемый клинок посреди бальной залы. Вжи-и-их! Это тебе не сухие щелчки взводимых курков, не лязг затвора. Тут куда больше торжественности и пафоса. Это, своего рода, приветствие. Полоса кованой отточенной стали салютует кровожадной публике, собравшейся посмотреть, как сталь распорет свою добычу. В этом определённо что-то есть.
Посыльный Ройтера тоже вернулся с мечом — не таким изящным, как мой, чуть более широким и пригодным скорее для рубящих ударов, нежели для уколов. Взяв его в руки, ищущий сатисфакции пухляш немного приободрился. Было видно, что держать подобное оружие ему не впервой.
— Вы позволите? — подошёл ко мне маркиз и развёл руки, демонстрируя нездоровое желание ощупать моё достойное античных скульпторов тело.
— Разумеется, — осчастливил я его.
— Ваш клинок, — смочил Ройтер платок жидкостью из бокала и осторожно прошёлся им по все длине. — Всё в порядке.
Волдо, вспомнив о своих обязанностях секунданта, повторил обряд на моём визави.
— Господа, — поднял маркиз руку, требуя внимания зрителей, — прошу всех сделать десять шагов назад во избежание лишних жертв. Благодарю. Итак, если у второго секунданта нет нареканий к оружию и экипировке, предлагаю начать поединок.
Волдо кивнул, и мы подняли мечи.
— Даже не узнаете моё имя? — спросил папашка, сделав робкий шаг навстречу.
— Не питаю интереса к чтению надгробий, — пошёл я вперёд с короткой серией ударов и, насладившись звоном стали, вернулся на исходную.
А пухляш кое-что умеет. По крайней мере, с первой атаки не стушевался, но явно предпочитает работать от обороны. Что ж, дадим ему такую возможность.
Следующая моя атака была продолжительнее и агрессивнее. Разведка прямым боем, без финтов и уловок, заставила папашку пятиться, даже не помышляя о контрвыпадах. Звон клинков окончился вскриком. Острие моего меча нащупало брешь в обороне противника и пронзило его чуть ниже левой ключицы. Папашка засеменил назад, корчась от боли и беспорядочно размахивая перед собой мечом. Толпа зевак начала стремительно расступаться, чуя, что академическое фехтование покинуло этот гостеприимный дом. А меня обуял азарт схватки. Одно дело — бить мечом по воздуху, и совсем иное — кроить им отчаянно борющегося за жизнь соперника. Это не было похоже на поножовщину, когда направление удара читается скорее по ногам и плечам, нежели по оружию. Здесь длина клинка позволяла видеть всё происходящее абсолютно ясно и полно, не уповая на периферийное зрение. Папашка запаниковал, меч в его руке трясся и совершал широкие взмахи, открывающие не менее широкие окна для контратак. Всё, что оставалось мне — наслаждаться приобретёнными рефлексами, помноженными на собственный опыт и уничтожать свою жертву хирургически выверенными ударами. Это было настолько приятно и увлекательно, что заканчивать поединок смертельным туше совершенно не хотелось. В результате незадачливый защитник девичей чести получил не менее дюжины ран и едва держался на ногах, обильно орошая всё вокруг кровью, когда мой клинок, наконец, застрял у него в шее.