— Красавчик!!! Сюда!!! Убей мразь!!!
Четвероногий генератор позитива добросовестно нёс вахту на своём боевом посту и, несмотря на нечётко сформулированную задачу, смог верно определить цель. Он ринулся навстречу вылетевшей из хижины ведьме и в прыжке сбил ту с ног. Натасканный на людей, Красавчик не сразу разобрался в новой анатомии и замешкался, ища горло.
— Разорви её! Оторви руки-ноги! Оторви их нахер!!!
Милая зверушка приняла команду. Челюсти-тиски сомкнулись на правом плече ведьмы и заходили из стороны в сторону в темпе затвора ПК. Ошарашенная таким поворотом событий Яалла не сразу подключила к бою прочие конечности. Это дало мне время сблизиться и обрушить меч на уже занесённую для удара левую руку. Клинок, попав между средним и безымянным пальцами, рассёк кисть и предплечье до локтя. Ни капли крови. Только гнойно-жёлтый бульон. Я ещё не вытянул клинок из вязкой плоти, а та уже начала срастаться. И тут мне на ум пришло неожиданное — я поднёс факел к руке ведьмы и сунул его в закрывающуюся рану. Промасленная ветошь отлично держала пламя, так что текущий суп лишь шипел, испаряясь, но не мог его погасить. Края раны прижглись, и сращивание остановилось. Мой четвероногий мизантроп тем временем откусил-таки неподатливую ведьмину руку и принялся за ловлю мельтешащих ног.
— Да! Ломай их, рви! Не дай подняться!
Я отскочил в сторону, скинул ранец и выудил из него склянку с маслом, которым тут же облил орущую и беснующуюся на земле ведьму. Всё ещё торчащий в ране факел воспламенил горючую субстанцию, и огонь охватил больше половины туловища. Пришло время резни. Пока Красавчик хрустел костями ведьминых ног, я втыкал в визжащую мерзость свой меч и рвал его в сторону, с проворотом, оставляя широкие разверстые раны на охваченном пламенем теле.
Как же я пожалел, что не прихватил топор или хотя бы палаш. Орудовать так изящным клинком для дворянских разборок было делом непростым. Но мало-помалу наши труды приносили успех. Покрывающаяся всё новыми и новыми незаживающими ранами ведьма постепенно теряла прыть. Что, впрочем, не помешало ей сломать мне копытом рёбра и разодрать Красавчику грудь. Но это было делом поправимым. А вот оторванные ведьмины конечности и дымящиеся потроха, ползущие из-под агонизирующей туши — нет. Я перевернул тварь с живота на бок и поднёс острие клинка к глядящему прямо на меня глазу с горизонтальным зрачком. Окаймлённая пеной пасть ведьмы приоткрылась, и разбухший от ожогов язык вымолвил лишь одно слово:
— Проклинаю.
Острая сталь пробила глазное яблоко и вошла через глазницу в мозг... Или что там сидело в этом лошадином черепе. В тот момент мне было не до естествознания. Я повалился на землю, достал из кисета душу и, прощупав рёбра на предмет правильного расположения для последующего срастания, поглотил её. Жрать было нечего, а голода сильного настолько, что лежащая рядом убоина сгодилась бы в пищу, я себе даже представить не мог. Чего не скажешь о Красавчике. Получив свою пилюлю от всех хворей, он весьма охотно сунул морду в распоротое брюхо и принялся аппетитно чавкать. В такой диспозиции нас и застал Живоглот, вразвалочку шагающий от ведьминой хибары.
— Эй! — весело помахал он рукой и, кажется, даже подпрыгнул. — Ты живой там? Хе-хе. Справился, как погляжу.
— Херли веселишься? — приподнялся я, всё ещё ощущая лёгкое покалывание в рёбрах.
— Да это, — обернулся Тьерри в сторону хижины, — душу поглотил, а жрать нечего. Ну и решился супца хлебнуть. Вкус, конечно, на любителя, но в целом рекомендую. Хе-хе-хе. Гляди, чего нашёл.
Передо мной на землю бухнулся медный котелок, наполовину заполненный душами.
— Сколько тут?
— Дохера, мужик! До-хе-ра! — повторил Живоглот и залился жизнерадостным хохотом, от которого даже жрущего Красавчика передёрнуло. — Пополам, да?
— А ебальник не треснет? Четверть твоя.
— Да брось! Почему?! Ты что, и пацана в долю взял?! Слушай, я ведь мог бы и не признаваться, что нашёл их!
Сказав это, Тьерри запнулся и, явно нервируемый долгим отсутствием ответа, решил продолжить диалог самостоятельно и в чуть менее ультимативном русле:
— Ладно-ладно, я согласен на треть. По рукам? Треть — это справедливо. Я там чуть не сварился, между прочим. А потом ещё в печь упал, хорошо, что мокрый. Еле жив остался. Треть — справедливо. Да?